В поселке Ола, или как говорят на Колыме, «на Оле», я побывал несколько раз. Самая запоминающаяся из них – поездка со съемочной группой телеканала «Мега».
Вскоре после выхода из печати книги «Греческая операция» и появления в греческих СМИ обширной информации о ней, мне позвонил Тасос Телоглу. Тасос – один из самых известных, если не самый известный греческий тележурналист. Автор многих репортажей на злободневные внутригреческие темы, он, кроме того, создает серьезные документальные фильмы-репортажи о наиболее заметных политических событиях в мире. Идет ли речь о войне в Ираке, выборах президента США, или иных крупных событиях в мире, телеканал направляет туда Т. Телоглу. Результатами поездок он делится в специальной аналитической программе «Факели» (Досье). Идея такой программы принадлежит Алекси Папахелласу. Он же и ее ведущий.
Летом 2006 года в многочисленных интервью всем видам греческих СМИ я непременно подчеркивал, что следующий, 2007 год, – «юбилейный». Что это год 70-летия начала греческой операции НКВД. В очередной мой приезд в Грецию номархос Салоник Панайотис Псомиадис при содействии Центра изучения культуры греков Причерноморья устроил в мэрии большую презентацию. На встречу пришли депутаты парламента, ученые университета имени Аристотеля, греки-репатрианты из Советского Союза. Такой интерес объясним: тема репрессий против греков в СССР для Греции – огромное белое пятно. Зато благодаря неутомимой деятельности греческой компартии продолжают жить небылицы и мифы о И. Сталине и «выдумках» А. Солженицына. На встречу явились представители многих газет, телевидения. Из Афин на презентацию прилетел Тасос.
После презентации мы уселись с ним на лавочке во дворе номархии и обсудили его идею: снять документальный фильм по книге. Тасос подробно расспрашивал о возможной и предпочтительной географии поездок, необходимых формальностях, которые надо соблюсти иностранной телегруппе в России, расстояниях, сроках, расходах.
Мы договорились вновь встретиться в Афинах, что каждый привезет свои последние соображения. Через месяц в самой фешенебельной гостинице Афин «Мегали Вретания» возле парламента мы встретились вновь. Уточнили сроки, даты съемок в Москве, Ростове, Ставропольском крае и на Колыме. Кроме Тасоса, в группу вошли: оператор Хронис, продюсер Катерина, моя дочь Лида – в качестве переводчика (тогда еще студентка Афинского университета), и мой давний товарищ, историк Власис Авгдзидис. Власис – математик, преподает в Афинском университете. Но истинное призвание этого замечательного человека – история. Власис защитил диссертацию, посвященную грекам Абхазии, он автор нескольких книг, в том числе и о репрессиях в СССР.
Когда были определены объекты съемок – города, лагеря и персонажи, Тасос спросил:
- А с дочерью Ежова сможем встретиться? Она живет в Магадане.
Я признаться не очень интересовался Н. Ежовым и его родственниками. Но упустить такую возможность было нельзя. И вот, когда мы оказались в Магадане, выяснилось, что, преодоленные десять тысяч километров, ничуть не приблизили нас к дочери Н. Ежова, хотя до нее оставалось всего каких-то 30 километров. Встретиться с ней оказалось проблематичным. Ола – пограничная зона. Въезд не то, чтобы иностранцам, а и российским гражданам в погранзону без пропуска невозможен. После долгих согласований и длительного ожидания разрешительных бумаг, мы, наконец, едем в Олу.
О встрече с Натальей Николаевной Хаютиной договаривались через десятые руки. Нас предупредили, что живет дочь Н. Ежова очень скромно, в однокомнатной квартире, одна. Что в перестроечные годы к ней зачастили иностранные корреспонденты и прочая пишущая братия…
Дверь в квартиру на втором этаже трехэтажного, сталинской постройки дома, открыла невысокая, полная, с пышной седой шевелюрой, женщина лет 75. Пока хозяйка кипятила на кухне чай, я осмотрел ее жилище. Сразу же бросилась в глаза фотография Н. Ежова в деревянной рамочке на серванте. Фотография была не очень четкой. Я пригляделся повнимательней и понял: это была газетная вырезка.
Наталья Николаевна поставила на стол печенье, конфеты, чай.
- Садитесь, пожалуйста, поближе, - жестом она пригласила Хрониса, настраивавшего камеру и Власиса, уже начавшего щелкать фотоаппаратом и одновременно снимать видеокамерой. – Слушаю вас, спрашивайте. Вы, наверное, хотите услышать о моем отце?
Кратко представив группу, я передал бразды правления в беседе Тасосу. А сам тем временем пытался уловить сходство между Н. Ежовым на фотографии и сидящей перед нами хозяйкой квартиры. Искал и не находил его. Ну хоть бы какая-то одна черточка – ничего!
Наталья Николаевна могла быть цыганкой, армянкой, еврейкой. Но как сама призналась, не знала, какого она роду-племени. По дороге на Олу Лида, снабжавшая Тасоса материалами по предстоящим встречам, рассказала мне, что Наталья Ивановна носит фамилию Евгении Хаютиной, молодой одесситки, которой увлекся женатый Н. Ежов. Е. Хаютина была женой журналиста А. Гладуна, ставшего впоследствии дипломатом. Н. Ежов развелся с женой и женился на жизнерадостной и общительной одесситке. Е. Хаютина устраивала в новом доме литературные и музыкальные вечера, принимая известных музыкантов, писателей, артистов. До октября 1938 года она работала редактором популярного журнала «На стройке». Муж, лишенный каких бы то ни было моральных норм, изменял ей направо и налево. Вскоре Е. Хаютина впала в серьезную депрессию и месяц спустя умерла в больнице. Диагноз – отравление люминалом.
Словно пытаясь помочь мне в моих гаданиях, Наталья Николаевна рассказала свою биографию. Она призналась, что не знает своего точного года рождения. А главное – кто ее настоящие родители. Н. Ежов с супругой взяли ее грудным ребенком, удочерили, дали отчество приемного отца, а фамилию - приемной матери. Ничего о Е. Хаютиной, кроме того, что она умерла в больнице, Наталья Николаевна не знала.
Так мы ничего оригинального о наркоме Н. Ежове и не услышали. На все вопросы об отце, мы получали шаблонные ответы: папа был хороший, заботливый, возвращаясь с работы, гладил дочь по головке. Приходил ли к ним домой кто-нибудь из правительства или членов Политбюро? Да, приезжал как-то Л. Берия, он тоже погладил ее по головке и угостил конфетой… А однажды в доме был И. Сталин. Он тоже погладил ее по головке…
В одну из пауз разочарованная Лида тихо сказала мне:
- Все это напоминает не личные воспоминания, а пересказ прочитанного в журналах или увиденного в телевизоре.
Никаких семейных реликвий у Натальи Николаевны не сохранилось. Когда же она раскрыла семейный альбом и показала фотографии родителей, то окончательно стало ясно: оригинальной информации о Н. Ежове нам не получить. Все фотографии в альбоме были перефотографированными газетными снимками или копиями из книг и журналов.
Пожалуй, рассказ о самой себе был самым интересным в монологе Натальи Николаевны. После смерти матери и ареста отца, ее отдали в детдом. Но не в Москве, а в Пензе. Подальше от столицы. В Пензе Наталья окончила 8 классов и поступила в музыкальное училище по классу аккордеона. Ей едва исполнилось семнадцать лет, когда ее распределелили туда, куда папаша «распределял» сотни тысяч граждан СССР. И не только СССР.
В конце беседы, когда Наталья Николаевна, как мне казалось, ждала каких-то обвинений в свой адрес, и не очень поверившая в несколько раз прозвучавшее из моих уст «сын за отца не отвечает», все-таки дождалась их.
Собираясь на Олу, Тасос попросил меня в конце встречи показать Наталье Николаевне две фотографии из книги «Греческая операция». Одну – Н. Ежова с И. Сталиным и В. Молотовым на приеме канала имени Москвы. Вторую – моего деда Ивана, расстрелянного в феврале 1938 года по приговору Особого Совещания, состоявшего из наркома внутренних дел Н. Ежова и прокурора СССР А. Вышинского.
Процедура была не из приятных. Наталья Николаевна картинно изобразила испуг:
- Ой! А вы со мной ничего не сделаете?!
Повторив в третий раз, что сын, а равно и дочь, за отца не отвечают, мы покинули ольскую квартиру. Уходя, Тасос незаметно от хозяйки оставил на столе несколько тысячерублевых купюр.
СССР – не Андорра, и отдаленных мест предостаточно. Но и среди обилия таковых, как уже ясно читателю, Колыма – самое отдаленное. Не всякая заморская птица-корреспондент долетит сюда. А если и долетит, то попасть в пригород столицы Колымского края вряд ли сможет. Ола соотносится с Магаданом так же, как Магадан с Москвой. Учитывая интерес прессы и телевизионщиков к таким фигурантам отечественной истории, как Н. Ежов, его дочь помещают в такое место, где порасспрашивать ее о житье-бытье в эпоху знаменитого папы мало кому удается. Мне пришла в голову мысль, что у нас по-прежнему на надежном замке не только граница, но и сама история. Н. Хаютина вроде и не в закрытой зоне, а всего лишь в пограничной, но и не на свободе.
Проблема попасть на Олу существовала всегда. Об этом пишет в своем очерке и Варлам Шаламов, получивший туда направление после своего освобождения из лагеря. Ола для заключенных символизировала пищу. Здесь были в избытке рыба, оленье мясо и овощи. В. Шаламов именовал Олу «оленной, рыбной и ягодной».
Но то было уже в начале пятидесятых годов. А в конце тридцатых – сороковых годах ни рыба, ни мясо, ни ягоды не спасали ольских лагерников. В Ольском лагере умерли:
Авгопуло Стефан Павлович из Батуми;
Алевров Андрей Георгиевич из Анапы;
Китмириди Христо Иванович из Тбилиси.
|