"Спецэшелоны идут на восток". ЧАСТЬ ВТОРАЯ |
Пошла волна за «Волной» |
Глава 12
ПО ВАГОНАМ!
География расселения. Ворота в ссылку. От дома до вокзала. Строго по нацконтингентам. Перекличка, погрузка, начальство. Интерьер вагона-телятника. «Феликс Дзержинский» и его вагоны. Структура спецэшелона. Кому доверить охрану. Литерные. Эшелоны-49. Работа над ошибками. Жизнь на полу. От 0 до 104. Рекорд Анны Гемеджиевой. Время в пути. Смерть в дороге. Медицинская помощь в вагоне. Голова на голову. Станции, где обещали кормить. Жизнь за воду. Попытки побегов. Причины спокойствия Василия Меланифиди. Едем с песней: нас везут в Грецию! Надежда в образе лиры. Танец Залонгу. Заполярная скрипочка. Где поет птичка. Дороги, которые не выбирают. Красная Поляна - Осакаровка. Встречи в пути. Местное население готово к встрече. Операция в операции.
Расселение депортированных народов в СССР определялись отечественными традициями политической ссылки, унаследованными от царизма, и обогащенными большевиками. В Советском Союзе все меньше оставалось мест, куда ещё не ступала нога зека. Всё сложнее становилась подобрать каждому народу подходящую ему зону.
Выручал Казахстан, малонаселённый и просторный. Он постоянно нуждался в рабочей силе. Особенно сильно проблема трудовых ресурсов в республике обострилась в конце 1930 – начале 1940 гг. Это было время зарождения первых планов по освоению целинных земель, строительству металлургических комбинатов и новых железных дорог.
Немало точек для расселения спецпереселенцев нашлось и на карте Узбекистана. Здесь дешёвая рабсила была востребована хлопководческими хозяйствами и промышленностью, которую коренное население не жаловали своим трудовым энтузиазмом.
Десятками тысяч поглощали «спецконтингент» Урал, Сибирь, Забайкалье и Дальний Восток.
Однако переселяемых народов было больше, чем районов, созданных природой и советским режимом для спецпоселения. Часто депортационные пути греков пересекались с дорогами немцев, корейцев, народов прибалтийских республик, финнов, калмыков, поляков, чеченцев и других народов. И только с турками греков расселяли порознь, что и впрямь выдавало в организаторах нового, коммунистического столпотворения крупных специалистов в национальном вопросе.
Результатом расселения наказанных народов стало заметное расширение географии великих «строек коммунизма» и территорий, требовавших срочного сельскохозяйственного освоения. В подавляющем большинстве это были места либо с полным отсутствием населения, либо с его минимальным присутствием. Что ещё раз убеждает, что одной из основных народно-хозяйственных причин депортаций, было заселение и освоение пустующих земель.
Анализируя географию расселения греков, трудно избавиться от ощущения, что некоторые из точек, не выбраны Самим. Зримо представляется товарищ Сталин, дымящий трубкой у карты подведомственной страны и вспоминающий свои бесшабашно-революционные ссыльные месяцы в Нарыне, Туруханске, Вологде. Теперь грекам вместе с другими народами предстояло не дать погаснуть огню, раздутому в тех краях Иосифом Джугашвили из крохотной искры.
Но это будет потом. А пока греков свозили на станции, где формировались специальные литерные эшелоны. В Абхазии местами сбора и погрузки наметили станции Келасури, Эшеры, Дранды, Тамыш, Приморская, Бзыбь, Новые Гагры, Новый Афон и Гудаута..
Грузия провожала своих лишних граждан еще через Тбилиси, Кутаиси, Аджария - через Батуми.
В Азербайджане выселяемых свозили на станции Аляты, Кировабад и Кишлы.
Феодосия, Керчь, Евпатория, Джанкой, Симферополь, Бахчисарай, Сюрень, Семь Колодезей, Севастополь – главные пункты сбора греков и формирования эшелонов в Крыму.
Одесский эшелон № 97181 грузился 8 июля на пригородной станции Дачная.
Самая широкая сеть станций была задействована в Краснодарском крае. Воротами в ссылку стали станции Адлер, Сочи, Туапсе, Новороссийск, Краснодар, Армавир, Майкоп, Крымск, Северская, Тимашевская, Тихорецкая, Тоннельная, Варенниковская, Афипская, Лабинская. И это только основные станционные пункты, куда из окрестных станиц и мелких хуторов стекались выселенческие ручейки…
К местам посадки в эшелоны выселенцев доставляли автомобильным и гужевым транспортом, в редких случаях гнали пешком. Большим транспортным подспорьем в годы войны стали военные «студебеккеры» и «форды». Вообще, всё, что связано с выселением, чрезвычайно сильно напоминало операции боевые: от типа стрелкового оружия, которым была вооружена охрана, до количества задействованных живой силы и техники.
Главная задача военных на первом этапе состояла в выселении людей из домов. Следующий шаг - доставки их до железнодорожных станций. При этом не должна была быть упущена ни одна депортационная душа.
На этот счёт в 1949 году приказом № 00525 «Об обеспечении перевозок, расселении и трудового устройства выселенцев с территории Грузинской, Армянской и Азербайджанской ССР, а также побережья Чёрного моря», начальнику Главного управления пограничных войск МВД СССР генерал-лейтенанту Стаханову ставилась задача «на период проведения выселения принять необходимые меры к усилению охраны государственной границы в районах выселения».
Министрам внутренних дел республик и начальникам УМВД краев и областей приказывалось обеспечить «надлежащий общественный порядок в городах и других населенных пунктах, из которых будет производиться выселение». Эшелоны с разными национальными контингентами направлялись в разные места: с выселенцами дашнаками – в Алтайский край, греками - в Джамбульскую область и Южно-Казахстанскую области Казахской ССР и турками – в Томскую область.
В приказе указывалось количество семей и греков в них, подлежащих расселению. В Джамбульскую область намечалось вывезти 6000 греческих семей (21600 человек), в Южно-Казахстанскую – 1500 семей (5400 человек).
Не менее ответственный третий этап начинался с переклички выселяемых и завершался погрузкой в вагоны. Если погрузка по каким-то причинам задерживалась, то на вокзале, или в чистом поле, превращавшимся во временные лагеря-накопители, выставлялась охрана. Солдаты с автоматами по периметру окружали накопитель, никого не впуская и никого не выпуская из оцепления.
На станции Эшеры в 1949 году, ожидавшие посадки, еле-еле сумели уговорить охрану выпускать в «туалет» - в камышовые заросли в десяти метрах от «зала ожидания». В Евпатории в сорок четвёртом году людей держали с пяти часов утра до полудня сначала на площади, а потом на вокзале, никого не выпуская.
Посадка велась сразу в 4-5 вагонов. Сажали в основном «порайонно», хотя это не всегда удавалось. Если «сдающая сторона» предоставляла сведения, что среди выселенцев имеются лица, склонные к побегам, то таких отделяли от семей и селили в головные вагоны, которые обеспечивались усиленной охраной.
Единственный случай побега с места посадки отмечен в Адлере, где перекличка выявила отсутствие 25-летней Елены Ксандиновой из Красной Поляны. В повагонный список срочно внесли поправку: «Отстала от эшелона».
Эшелон возглавлял начальник (из железнодорожников). Он обязан был получить под расписку от представителя местного МВД-МГБ своих «пассажиров».
Загрузку каждого вагона две стороны скрепляли своими подписями. Под списком пассажиров представитель МВД-МГБ писал: «Сдал», а начальник эшелона: «Принял». Сами списки составлялись в трёх экземплярах. Первый - с распиской начальника эшелона после погрузки возвращался отправителю. Два других экземпляра начальник эшелона увозил с собой и в местах разгрузки передавал «получателю товара» - управлению МВД-МГБ.
Каждый вагон загружался с учётом будущей разгрузки, т. е. только выселенцами, следовавшими до одной и той же станции. В приказе министра внутренних дел СССР № 00225 (от 2 июня 1949 года) об обеспечении перевозок выселенцев прямо указывалось на необходимость посадки выселенцев в вагоны строго по контингентам, раздельно греков, турок и дашнаков, не допуская смешения их в одном вагоне.
Эшелон обычно включал вагоны, предназначавшиеся разным станциям. Например, эшелон № 97139, частично сформированный в Грузии, а частично на станции Белореченская Краснодарского края и увозивший турок, армян и греков, состоял из вагонов со станциями разгрузки в Томской области, в Алтайском крае и в Казахстане. В таких случаях по прибытии на первую узловую станцию, часть вагонов отцеплялась. После чего облегчённый и укороченный состав следовал дальше.
В подмогу начальнику эшелона назначались два заместителя: один - по оперативной работе (чекист), второй - по снабжению. Первый ежедневно осуществлял проверку людей в вагонах по эшелонным (повагонным) спискам. Второй отвечал за организацию питания «спецконтингента» горячей пищей.
Количество пассажиров в вагоне, как отмечалось, строго регламентировалось специальной инструкцией. Но то была максимальная загрузка, превышать которую категорически запрещалось. Нередко в двухосных вагонах ехало менее 20 человек. Это вовсе не значит, что в таких вагонах было просторно. Все свободное пространство между людьми занимали узлы с вещами. Огородный и прочий инвентарь перевозился в специальном хозвагоне. Сделано это было не из соображений придать поездке больший комфорт, а по причинам совсем иным. Тяпки, пилы, топоры – холодное оружие…
Поскольку скоту нары без надобности, то чаще всего никаких спальных полок и нар в вагонах организаторы переселения не устраивали. Двухъярусные нары из обрезной доски имелись в нескольких крымских и краснодарских эшелонах.
Для отправки на восток десятков тысяч переселенцев потребовалось десятки железнодорожных эшелонов.
В апреле 1942 года из Туапсе и некоторых других мест Краснодарского края греков вывозили обычными пассажирскими вагонами. Некоторые их «пассажиры» полагают, что это был знак немецким лётчикам, которые, возможно, удержались бы от бомбёжек пассажирских эшелонов. И хотя фашисты никогда не давали повода так о себе думать, в качестве доказательства приводится факт последующей пересадки выселенцев в товарные вагоны, - но после того как эшелоны миновали зону, где в воздухе господствовала немецкая авиация.
В 1944 г. и в 1949 г. таких опасений уже не существовало. Депортантов сразу сажали в соответствующие их статусу вагоны для перевозки скота.
Самыми вместительными были крымские эшелоны сорок четвёртого года. Каждый из них перевозил в среднем по 2000 человек. Например, два последних эшелона, состоявшие на 90% из греческо-подданных и имевшие номера СК-733 и СК-741, перевезли соответственно 2256 и 1950 человек. Крымские эшелоны, как правило, тащили два паровоза марки ФД.[36]
Эшелон образца 1949 года в среднем перевозил 1330 человек. Он состоял примерно из шестидесяти вагонов - в пересчете на двухосные. (В каждом составе всегда находилось несколько четырёхосных, считавшихся за два стандартных (двухосных) и имевших сложный номер: 3/4 или 46/47). Посадку, в 1944 г. и в 1949 г., согласно имевшейся специальной инструкции по перевозке выселенцев, производили из расчета 22-24 человека в двухосный и 44-48 – в четырёхосный вагон. (В 1942 году более 40 человек в четырехосный вагон не сажали).
Кроме «пассажирских», в каждом эшелоне предусматривались вагон-изолятор, вагон-кухня и вагон для конвоиров. Первый предназначался для инфекционных больных, которых, в случае появления, следовало изолировать от остальных пассажиров. В вагонах-изоляторах ехали один врач и по две медсестры с необходимыми медикаментами и инструментом. Ученики Гиппократа и Асклепия набирались из обычный советских больниц и поликлиник.
В министерство здравоохранения СССР накануне каждой выселенческой операции поступали заявки из МВД СССР. Вот одна из них:
«Только лично. Зам. Министра здравоохранения СССР Т. Болдыреву.
В соответствии с постановлением СМ СССР от 6 апреля 1949 года № 1290-467сс для сопровождения эшелонов со спецконтингентом прошу вас выделить 32 врача и 64 медсестры и направить их в распоряжение МВД Молдавской СССР.
Срок командировки – 45 дней.
Каждому врачу выдать необходимое количество медикаментов и перевязочных средств, исходя из расчета: 1500 человек на каждый эшелон на 45 дней.
О характере задания командируемым не объявлять, задачи и инструктаж они получат на месте. (Так и хочется добавить: «преступления» - И. Д.).
Зам. Министра ВД Чернышев.[37]
Второй дополнительный вагон – вагон-кухня входил в «охранную» инфраструктуру. Он обеспечивал питанием конвоиров.
Сами конвоиры ехали в отдельном, специально оборудованном вагоне. На стоянках они мигом рассредоточивались вдоль состава. Но, по крайне й мере, в одном крымском эшелоне конвоиры ехали на вагонных площадках (как вспоминает Демосфен Панайотович Келесиди).
Столь важные с народнохозяйственной и политической точки зрения эшелоны и охранять должны были лучшие из лучших конвойные части. В 1949 году эту почётную задачу выполняли солдаты, сержанты и офицеры 432 Минского орденов Кутузова и Александра Невского конвойного полка.
Охрана каждого эшелона состояла из 30 солдат и сержантов и двух офицеров (по одному охраннику на два вагона). Конвой по документам проходил как «личный состав группы сопровождения». Особой инструкцией ему запрещалось применять оружие к «пассажирам», кроме случаев самообороны и преследования убегающих. Категорически запрещалось применять оружие против беременных женщин и детей. Охрана также не имела права принимать и отбирать вещи от выселенцев. (Та же инструкция накладывала запрет выселенцам заниматься в пути торговлей, т. е. продавать личные вещи. Что, конечно, сплошь и рядом нарушалось, поскольку для многих то был единственный способ обеспечить себя едой).
Литерным эшелонам присваивались специальные кодовые номера. В 1944 года они имели смешанную буквенно-цифровую маркировку. Так, составы, отправившиеся в Гурьевскую область Казахстана, имели обозначение: СК-727 и СК-729, в Узбекистан – СК-733 и СК-741. Все они приравнивались к воинским эшелонам.
Эшелонам в 1949 году присваивался пятизначный номер, который сохранялся на всё время пути. Первые две цифры во всех номерах были одинаковыми - 97. Для краткости номер эшелона называли, а порой и указывали в официальных документах по последним трём цифрам.
Всего в Казахстан в 1949 году отправили 26 греческих эшелонов. Большая часть из них была из Грузии (19 эшелонов), некоторые из них догружалась в Краснодарском крае.
Таблица 15
Греческие эшелоны в 1949 году.
№ эшелона |
Откуда |
Нач. эшелона |
Зам. нач.
по опер.
работе |
Греков |
семей |
чел. |
муж. |
жен. |
детей |
97102 |
из Закавказья |
|
|
281 |
793 |
201 |
292 |
300 |
97117 |
из Грузии + Краснодар. края |
м-р Петровский |
к-н Шапошников |
365 |
1214 |
300 |
500 |
414* |
97118 |
из Грузии + Краснодар. края |
м-р Кипор |
ст. л-т Глыбин |
363 |
1258 |
384 |
523 |
351** |
97119 |
из Грузии + Краснодар. края |
м-р Шабашев |
м-р Гаврилов |
332 |
1004 |
296 |
431 |
277 |
97121 |
из Грузии + Краснодар. края |
|
|
362 |
1566 |
475 |
|
|
97122 |
из Грузии |
м-р Осипов |
к-н Савельев |
|
|
|
|
|
97123 |
из Грузии |
|
|
|
|
|
|
|
97126 |
из Грузии + из Краснодар. кр. |
м-р Добринский
л-т Смотров |
|
220 |
623*** |
|
|
|
97127 |
из Грузии |
под-к Годердзшвили |
|
|
|
|
|
|
97128 |
из Грузии |
|
|
|
|
|
|
|
97129 |
из Грузии |
м-р Стоносов |
|
|
|
|
|
|
97130 |
из Абхазии |
|
|
|
|
|
|
|
97131 |
из Абхазии |
|
|
|
|
|
|
|
97132 |
из Абхазии |
|
|
|
|
|
|
|
97139 |
из Грузии + из Краснодар. края |
к-н Алексеев |
|
306 |
971 |
|
|
|
97141 |
из Грузии |
|
|
|
|
|
|
|
97142 |
из Грузии |
|
|
|
|
|
|
|
97143 |
из Грузии |
м-р Красилов |
|
|
|
|
|
|
97145 |
из Грузии |
м-р Карибов |
л-т Батиашвили |
341 |
1566 |
406 |
534 |
626 |
97148 |
из Грузии |
|
|
|
|
|
|
|
97181 |
из Одесской обл. |
м-р Флейдер |
к-н Гончаренко |
314 |
603 |
264 |
226 |
113**** |
97877 |
из Грузии |
|
|
|
|
|
|
|
б/н |
из Грузии, 38 ваг. |
Х. Мистакопуло |
|
288 |
1283 |
348 |
389 |
546 |
|
из Азербайджана |
ст. л-т Коровин |
|
|
|
|
|
|
|
из Азербайджана |
м-р Горбатюк |
|
|
|
|
|
|
----------------------------
Примечания:
* По другим данным (362 семьи и 1212 человек. ГА РФ. Ф. Р.-9478. Оп. 1. Д. 476. Л. 28-29.)
** По другим данным (243 семьи и 605 человек. ГА РФ. Ф. Р.-9478. Оп. 1. Д. 476. Л. 28-29.)
***Эшелон № 97126 после переформирования на станции Тихорецкая был направлен в Томскую область.
**** По другим данным 9 июля в Алма-Атинскую область эшелоном № 97181 прибыло 606 человек (262 мужчин, 215 женщин и 129 детей).
----------------------------
Мы уже писали, что едва эшелоны-1949 тронулись в путь, как пришлось вносить коррективы в списки выселяемых. «Работа над ошибками» велась на станциях Тихорецкая и Кавказская. «Чистились» в основном грузинские эшелоны. На Тихорецкую и Кавказскую прибыла комиссия во главе с заместителем министра госбезопасности Грузинской ССР Гвишиани. Всего комиссия сняла с эшелонов 267 человек. Особенно значительной чистке подверглись эшелоны № 97103 и № 97116. С них в общей сложности сняли 167 человек. В основном это были армянские семьи, о которых побеспокоились их родственники – ответственные работники местных ЦК или работники МГБ.
Грекам не повезло. За них некому было заступиться. Известно лишь, что в Краснодаре (из эшелона № 97118) по неизвестным причинам избавили от путешествия семью Кефалиди из четырёх человек. Не продолжила путь и 24-летняя Анастасия Сумелиди-Фотиади. Едва закончилась погрузка в Майкопе, как она вздумала рожать. В 15.20 прибыла «скорая», которая увезла Анастасию в городскую больницу № 1.
Транспортировку «депортационного» груза в сороковые годы редко именовали, как, в 1938 году, этапом. Однако, по условиям содержания невольников, длительности перевозки их под вооруженной охраной, тщательности маскировки перевозки 1940-х гг. мало отличалась от настоящих, типичных этапов тридцатых годов. Это фактически признавал пункт 7 приказа № 00525. Он предусматривал: «Расчеты за перевозку выселяемых по железной дороге и по воде производить по тарифу, установленному для перевозки заключенных».
В отличие от этапов тридцатых годов в арсенале этапируемых в 1942-1949 гг., практически отсутствовали пешие переходы.
Главное же отличие депортационных этапов от этапов 1930-х годов заключалось в том, что теперь перемещению в Сибирь и Казахстан подвергались целые семьи. Учитывая, что большинство их обезглавил либо расстрельный тридцать восьмой, либо фронт, депортируемая масса представляла собой скопление из женщин, стариков и детей.
Весь путь пассажиров большинства литерных эшелонов проводили на полу. На нем спали и ели, на пол укладывали больных. (Керченские вагоны в 1944 году напоминали лагерные бараки на колесах: из-за тесноты невозможно было лежать на спине. Использовался тюремно-лагерный метод: сначала все ложились на левый бок, а потом по команде дружно переворачивались на правый).
В углу вагона как-то сам собой довольно скоро возникал туалет, отделявшийся от «жилой зоны» матерчатой занавеской. Отправление естественных надобностей предусматривалось в определённых точках маршрута. Но не всегда это получалось, и эшелон не всегда останавливался, когда кому-то «приспичивало». В углу обычно устанавливали чью-то большую кастрюлю (по инструкции она значилась как унитаз), которую сами пассажиры выносили на безлюдных остановках. В некоторых вагонах «унитазов» не было, нужду по ходу справляли через дырку в полу. Василий Маруфиди из Чаквы, староста вагона, тяпкой в полу пробил дырку, чем значительно облегчил дорожные страдания своих земляков.
Староста, назначавшийся в каждом вагоне, призван был следить за порядком в пути, и обязан был докладывать конвою и старшему по эшелону обо всех происшествиях и проблемах переселенцев. (Иван Янокиди отвечал за порядок сразу в двух евпаторийских вагонах).
Из числа переселенцев назначался также и старший по эшелону. На остановках он докладывал начальнику эшелона обо всех нештатных ситуациях. (В одном из сухумских эшелонов старшим назначили Ивана Апачиди).
К нештатным ситуациям относились побеги, серьёзные заболевания и случаи смерти выселенцев. Конечно, нештатного в вагоне происходило гораздо больше. Но, вводя поправку на трудности исторического момента, старшим по вагонам и эшелонам рекомендовалось «фильтровать» информацию и докладывать только о случаях экстраординарных: тяжелых заболеваниях, смертях, побегах и отставаниях от поезда.
Информацию о настроениях переселенцев собирал сопровождавший эшелон оперативный работник (заместитель начальника эшелона по оперработе). Он обязан был установить связь с имевшейся агентурно-осведомительной сетью среди переселенцев. (О том, откуда взялись такие и что они докладывали, будет рассказано в специальной главе в третьей части книги).
Диапазон возрастов депортируемых греков растянулся больше чем на век – от ехавших в утробе матери (так, например, пропутешествовал из Феодосии в Узбекистан Владимир Подвинцев) до крымской старушки по фамилии Кандион, которой шел 101-й годок и Зои Параскевопуло из Батуми. Ей было 104 года. Почти каждый эшелон увозил стариков и старух, чей возраст перевалил за девяностолетний рубеж. Феодоре Павлиди, из вагона № 301165 в эшелоне № 97118, сформированном в Грузии и удлиненном в Краснодаре, на момент посадки исполнился 91 год. Ее ровесница Софья Савельевна Чакириди из 14-го вагона (эшелон № 97139) отправлялась в Казахстан с хутора Решетников Белореченского района. Елизавете Манулиди было 89…
Порой возникали целые семейные вагоны. Так в эшелоне № 97139 59-й вагон целикомзаполнился выселенцами по фамилии Михайлиди.
Пятую часть пассажиров составляли дети в возрасте до 14 лет. При посадке в повагонных списках напротив их фамилий карандашом ставилась буква «М». (Остальные пассажиры помечались обычными галочками).
В повагонный список эшелона № 97119 (вагон № 12), на станции Лабинская пришлось срочно впечатывать пассажира Зою, родившуюся за день до выселения у Христофора и Анны Куюмчиди из Мерчанского.
Русская Клавдия Тафиади, родившая от грека Георгия Тафиади десятерых дочерей и принявшая греческое гражданство, отправлялась в 1942 году на спецпоселение как полноценная гречанка. Георгий в это время воевал на фронте.
Анны Колпакиди из Юревичей, оставшаяся без мужа в 1937 году, ехала с девятью детьми (Деспиной, Софией, Александрой, Кирьякией, Константином, Калиоппи, Моисеем, Харлампием, Анастасией). Анна была советской гражданкой, брат ее, Антон Мойсов воевал на фронте, а другой брат - Иван погиб в первую мировую войну, защищая Россию. Столько же детей сопровождали крымчанку Пелагею Анори (Ирина, Екатерина, Елена, Мария, Василий, Иван, Михаил, Константин и Павел). Их отец – Георгий Анори находился на фронте.
С десятью детьми (Захаром, Ириной, Константином, Иваном, Татьяной, Владимиром, Михаилом, Николаем, Степаном и Юрием) отправлялась из Крыма в 1944 году Анна Гемеджиева.
Сорокавосьмилетний Михаил Иоаниди из Апшеронска ехал с женой и восемью детьми. Младшим сыновьям исполнилось два и четыре годика. Столько же детей было у Михаила Офлидиса из станицы Ново-Величковской, но ему повезло. Его жену – русскую и детей оставили дома. (Она поедет вслед за ним позже). С соседней станицы – Старо-Величковской Дмитрий и Елена Кариди уезжали тоже с восемью детьми, а Мария Врациди из Красной Поляны - с семью.
Повезло партизану Харлампию Апазиди из Старого Крыма. Выслали не всех его 11 детей, а только восьмерых. Причём разделили их на две равные части: имевших греческое гражданство Владимира, Софию, Пину и Лукерью направили в узбекский Коканд, а советско-подданных Константина, Антона, Николая и Пантелея – в казахстанский Гурьев (ныне г. Атырау). Дочь Люба жила в это время в Москве, а двое других - Елена и Вера были убиты немцами за связь с партизанами. (Еще раз уместно напомнить, что греков из Крыма, в том числе и семью Х. Апазиди, выселяли за «сотрудничество с немцами»).
Дети тяжелее других переносили тяготы путешествия. Они, правда, не испытывали того морального гнета и унижения, которым подверглись их родители. Отцы и матери предпринимали все, чтобы уменьшить страдания своих чад. Самую необычную игрушку для своих сыновей – восьмилетнего Георгия и трехлетнего Виктора взяла в дорогу их мать, Елена Аврамиди из села Лощиновка Измаильской области. Она положила в корзинку нескольких только что вылупившихся цыплят. (Их довезли до Казахстана).
Дорога до станции назначения занимала от десяти дней до двух с половиной месяцев. В среднем же этап продолжался две недели. Путешествия продолжительностью в месяц и дольше были редкостью и объяснялись многочисленными пересадками и длительными ожиданиями на станциях пересадки.
Бакинские греки, начавшие свой этап в августе 1942 года, достигли конечной точки – колхоза «Трудовик» (станция Мамлютка) в Петропавловской области через 58 дней. Бакинцам за два месяца ни разу не устроили баню, а одежду ни разу не подвергали прожарке. На конечную станцию все без исключения прибыли завшивленными и больными. Никто не мог передвигаться самостоятельно.
За исключением «осеннего сочинского набора» 1942 года, всех остальных греков этапировали весной и в разгар лета. Счастье несомненное, ибо в бодрствовавшей по ночам голове вождя вполне могло родиться не одно зимнее постановление ГКО о выселении...
Удобство летнего путешествия на восток Данил и Екатерина Делибораниди из Адлера, Харалампий и Ирина Евкарпиди ощутили на «собственной шкуре» - в самом буквальном смысле. Обмотав свои разгоряченные от духоты и жары тела, родители без особых проблем высушивали детские пелёнки.
Сочинско-адлерских греков доставили в Осакаровку Карагандинской области за 67 дней.
Переполненность вагонов вкупе с жарой, недостаток нормального дневного освещения, пищи и воды быстро превращали пассажиров в больных, а вагоны – в лазареты на колёсах.
Настоящими хозяевами вагонов были вши. Это они вынудили Домну Павлиди расстаться со своей гордостью - длинной до пояса косой. (Косу она все-таки довезла до Узбекистана и там, в поселке Шор-Су, передала в народный театр).
Из 19 грузинских эшелонов в 1949 году только два прошли санобработку, да и то в самом конце пути. Эшелон № 97117 – на станции Арысь, эшелон № 97118 – на станции Джамбул.
Жара, а порой самое настоящее пекло, постоянные зловония и вообще отсутствие элементарной гигиены становились причиной массовых заболеваний. Смертность в пути «обеспечивали» дети.
В семье Колпакиди из Юревичей при депортации 1942 года умерли трое: Моисей, Харлампий и Анастасия. Моисей умер в Красноводске, Харлампий - в вагоне от жажды, а пятилетняя Анастасия умерла в первую же зиму уже на спецпоселении в Осакаровском районе. В семье Дмитрия и Елизаветы Попандопуло из Красной Поляны умер сын Савелий. Он не изменил семейной «традиции» и продолжил череду смертей, сопровождавшие их при бегстве из Турции. Тогда отец Савелия, Дмитрий, потерял всю свою семью.
Катастрофой обернулось путешествие к берегам Енисея для семьи Урумовых. Из шести детей туда доехал только один. Пятеро умерли в пути...
В 1942 году, не доехав совсем немного до станции назначения, уже в Казахстане, умер новороссиец Кирилл Кунузиди. Ему исполнилось 60, на здоровье он не жаловался. Год назад у него родилась дочь. В пути Кирилл не знал покоя, дочь была его единственной заботой…
О нескольких смертях в пути вспоминают Фроскита Симвулиди, выселенная из Батуми и Вера Харабаджи, выселенка из Крыма.
По данным МГБ два ребенка умерли в четырех эшелонах, направлявшихся из Абхазии в Джамбульскую область.
Семья Асланиди из Керчи в 1944 году захватила с собой сапёрную лопатку. Она пригодилась не только в Кузбассе для возделывания огорода, но и в пути. Когда кто-то умирал, то на расстоянии не более десяти метров от железной дороги этой лопаткой выкапывали могилу. Торопились, копали по очереди. Углублялись на три штыка и прикрывали тело землей, лишь бы звери не выкопали.[38]
В такой могиле и захоронили восьмидесятилетнюю Софию Чевтариди.
В одном из сухумских эшелонов с «добровольцами» от диспепсии умерла пятилетняя девочка. Отец своими руками наспех сколотил гробик и крест. На кресте он написал её имя – Элефтерия.[39]
Не доехала до места назначения Любовь Иванова, ялтинская гречанка, соседка Чеховых. Родные долго не отдавали тело конвоирам, требуя разрешения похоронить родственницу по прибытии на место. Их все-таки уговорили и на какой-то безымянной станции тело передали местным жителям. Те пообещали похоронить Л. Иванову по христианскому обряду.
А бабушка Кандион (та, которой шёл 101 год) погибла под колёсами вагона. На одной из остановок, её начали спускать вниз – она не могла ходить в туалет в вагоне, а в это время эшелон тронулся. Её попытались поднять обратно, но от сильного толчка она сорвалась под колёса…[40]
Семья Феодосия Болоса из Керчи в пути подкармливала одинокую старушку. Как-то пятилетняя дочь Феодосия, Вера, спавшая рядом со старушкой, поинтересовалась: «А почему бабушка такая холодная?»
Та была мертвая.
Именно крымские греки понесли наибольшие потери в пути. Выселенцы умирали не только от болезней. Несколько раз один из эшелонов-1944 попадал под обстрел немецких самолетов. Однажды, когда самолетам удалось прорвать воздушную оборону и прорваться к железной дороге, осколком была убита гречанка Роза Челоузова.
Медицинская помощь, несмотря на укомплектованность всех эшелонов врачами и медсестрами, была невысокого качества.
В бакинском эшелоне (1949 год) сопровождавший его врач пыталась помочь больным, но из-за отсутствия лекарств реально улучшить их положение не могла. На одной из стоянок Дмитрий Симфоров стал свидетелем перепалки между врачом и начальником эшелона. Женщина-врач грозилась телеграфировать в Москву, если не будут предприняты меры.
Но то была редкость: чтобы врач появлялся в вагонах. Чаще всего пассажирам приходилось общаться с конвоирами.
Мать Марии Политиди задыхалась без свежего воздуха, но конвой на мольбы её родственников приоткрыть хотя бы щелочку во время движения, отвечал заученное: «Не положено!»
Когда в другом грузинском эшелоне сухумский «доброволец» Панайотис Фостиропулос заболел брюшным тифом, его поместили в санитарный вагон в хвосте эшелона. Никакого лечения там он не получил. По прибытии на конечную станцию в Южно-Казахстанской области Панайотис умер, оставив сиротами четверых детей.[41]
Инфекционных и тяжело больных пересаживали в санитарный вагон в хвосте состава.
На станции Кзыл-Орда сняли с эшелона и госпитализировали А. Попандопуло, на станции Арысь – Х. Иониди и К. Иониди (из эшелонов, следовавших в Джамбульскую область). На станции Чулак-Тау госпитализировали ребенка, заболевшего брюшным тифом.
Беременные женщины, не дожидаясь станций, вне всяких министерских графиков рожали. Нередко благополучный исход родов зависел не от врача, а от соседей по вагону. По два раза принимали роды в своих эшелонах молодые врачи-сухумчане: Николай Мистакопуло и Полихрон Бумбуриди.
На третий день пути, 17 июня 1949 года, уже под Сталинградом родила в вагоне Ольга Пуликиди (1928 года рождения).[42] Примерно в те же дни, но пятью годами раньше родила по пути на Урал крымская гречанка Мария Узунова.
Конца пути не ждали с таким нетерпеньем, как остановок.
Выселенцам-спецпоселенцам (как именовались депортированные в официальных документах) в дневное время на остановках разрешалось выходить из вагонов и прогуляться по перрону. Начальник эшелона при этом усиливал охрану, выставляя дополнительные посты.
Как правило, если эшелон останавливался на крупной многолюдной станции, то его загоняли на самый дальний путь или тупик, подальше от людских глаз. Чтобы ни крики пассажиров, ни их мольбы о еде и воде не тревожили слух свободных советских людей.
На остановках разрешалось даже поменяться с кем-то вагонами и таким образом воссоединиться с родственниками, ехавшими в другом вагоне. Обмен производился «голова на голову», чтобы численность пассажиров в вагонах оставалась неизменной.
Семья Харабаджи, обнаружив родственника в другом вагоне, «обменяла» его на одинокого крымского татарина, ехавшего вместе с греками. Его «пропустили» при высылке татар и теперь он ехал, не зная, найдет ли он там, куда его везут, своих родственников.
В Омске соседями оказались два крымских эшелона.
София Константиниди пошла вдоль состава и нашла своего отца, с которым их разлучили при посадке. Начальник эшелона произвел обмен, и семья Константиниди поехала в Кемеровскую область.
Только обмен в пути спас от разлуки влюбленную пару из Аджарии.
За два дня до выселения Вениамин Параскевопуло обручился со своей невестой Хрисулой. Это важнейшее событие в своей жизни они с размахом отметили в Чаобе, пригороде Батуми. Вениамина и Хрисулу разместили в разных вагонах. Опасаясь, что жениха и невесту, развезут по разным местам, родственник жениха, Лазарь Параскевопуло, вступил в переговоры с начальником эшелона.
Стали искать замену. Выручил Лазарь Цукалас, согласившийся перейти в вагон, в котором ехала невеста. А Хрисула перебралась к своему жениху.
Маршрут движения каждого литерного эшелона тщательно готовился в Москве, в НКВД-МВД СССР. В 1949 году все схемы движения – красным или зелёным карандашом рисовал старший оперуполномоченный Отдела спецпоселений МВД СССР майор Шигуров. Эти схемы передавались начальникам эшелонов. В описаниях к схемам майора Шигурова обозначались пункты получения горячего питания.
На питание одного выселенца государство выделяло пять рублей пятьдесят копеек в сутки. Деньги подотчётно выдавались начальникам эшелонов. МВД заранее определяло станции, на которых будет выдаваться горячее питание.
Например, для поездов, отправлявшихся из Грузии, его планировалось выдавать через железнодорожные буфеты на станциях Тбилиси, Хашури, Кутаиси, Самтредиа, Сухуми, Туапсе, Армавир, Минводы, Прохладная, Червленная-Узловая, Астрахань, Верхний Баскунчак, Красный Кут, Ершов, Уральск, Илецк, Актюбинск, Кандагач, Челкар, Аральск, Ново-Казалинск, Кзыл-Орда, Туркестан, Арысь, Ташкент.
Если эшелоны направляли по другому маршруту, то горячим их должны были обеспечивать в Тбилиси, Кировабаде, Евлахе, Аджи-Кабуле, Баладжарахе, Хачмасе, Махач-Кале, Дербенте, Гудермесе, а далее - на станциях по первому маршруту (Астрахань и т. д.).
На этих станциях для получения питания каждый вагон делегировал по два человека. В сопровождении солдата-конвоира «делегаты» с двумя вёдрами отправлялись за горячим.
Всё та же инструкция обязывала составителей эшелонов предусмотреть для каждого вагона несколько вёдер для воды и горячей пищи. (Не всегда этот пункт соблюдался, но замысел был неплох). Когда вёдер не доставалось какому-нибудь из вагонов, то его пассажиры обходились подручными ёмкостями. Хуже было, когда вёдра были, но не было еды.
Дело в том, что далеко не на всех, обозначенных в схеме пунктах выдачи горячего питания, оно выдавалось. Реже всего, судя по воспоминаниям пассажиров, горячим кормили выселенцев из Грузии.
Не особенно усердствовали перевозчики в кормлении крымских переселенцев. Несколько дней не было никакой еды в сорок четвёртом году в бахчисарайском эшелоне. На остановках люди бросались на траву и ели её.[43] (Согласно постановлению ГКО от 2 июня 1944 года о выселении из Крыма, на каждого человека полагалось в сутки 500 граммов хлеба, 70 граммов мяса-рыбы, 60 граммов крупы и 16 граммов жиров [44]).
Чаще крымчанам приходилось готовить самим. Это можно было сделать только на длительных остановках. Если эшелон останавливался в чистом поле, женщины торопились поскорее развести костер и заняться приготовлением еды.
В таких случаях несколько человек из каждого вагона выделялись для сбора дров. В евпаторийском эшелоне имелся даже запас дров. Их складывали в первый вагон, откуда при надобности забирали.
На добровольцев ничего на питание не выделялось. Всё – за свой счёт.
Под проверку специальной комиссии МГБ попал эшелон № 97181 из Одесской области. Он находился в пути до станции Лиски с 8 по 11 июля 1949 года. В отчете комиссии указывалось: «При опросе выселенцев выяснилось, что горячей пищей эшелон снабжался два дня, а в течение остальных двух дней снабжался сухим пайком. Сухой паек из-за отсутствия весов, выдавался без веса. Кипяченой водой снабжался с перебоями».
Тем не менее, комиссия сделала вывод: «Настроение выселенцев, как установлено путем опроса выселенцев, проверки оперативных документов у оперработника, сопровождающего эшелон, хорошее».[45]
Раздав заводы рабочим, а землю крестьянам, советская власть не определилась с водой. Она и стала проблемой номер один в пути. Едва раздавался скрежет тормозов, свидетельствовавший о приближающейся остановке, в вагоне объявлялась готовность номер один. Каждая семья собирала все имеющиеся у нее свободные емкости. Как только раздвигались вагонные двери, пассажиры устремлялись в поисках воды. Если это была станция, то у колонок и колодцев мгновенно возникала длинная очередь. Другое дело – чистое поле. Никто в нем не руководствовался ни планом местности, ни указывавшими направление на воду изогнутыми прутиками-индикаторами. Люди повиновались разбуженному в них атавистическому инстинкту, влекшим когда-то первочеловека к водопою.
Чаще всего поиск воды становился уделом детей и мужчин. Воду набирали любую: из вокзальных колонок, из речек и озер, из луж, «лишь вода была б вода». За ней приходилось уходить порой так далеко от железной дороги, что команду: «По вагонам!», которую за десять минут до отправления громко подавал начальник эшелона.
Кто-то обязательно, даже услышав команду и гудок паровоза, не успевал добежать до вагона, застряв в кустах или не выбравшись из овражка, кто-то не торопился, боясь разлить драгоценную жидкость, а кого-то задерживал состав, вставший на соседний путь.
Несколько молодых парней во главе со Степаном Калеоропуло, усыновленным после расстрела отца в 1938 году Иваном Попандопуло, снабжали водой весь вагон. На одной из степных станций пассажирам сообщили, что эшелон встал надолго. Степан с друзьями отправились за водой. Когда неожиданно раздалась команда «По вагонам!», все, не дойдя до маленькой речушки, повернули назад. Состав тронулся, парни стали запрыгивать в вагон, но один из них сорвался.
Поезд долго останавливали. Парень истошно кричал. Бедняге оторвало обе ноги…
Невозвращенцы, если они не становились беглецами, чаще догоняли свой эшелон. Когда тот застревал на следующей станции, то разлука была короткой. Но порой родственники разлучались на месяцы.
Парос Кириакиди из Новороссийска на одной из остановок уже за Волгой послал сына Михаила за водой. Эшелон тронулся, Михаил не вернулся. Парос спрыгнул сам и пошел искать сына, а жена с тремя детьми – дочерью Деспиной двенадцати лет, и сыновьями Константином и Иваном поехала дальше.
Парос отыскал Михаила, застрявшего между двумя составами. Комендант вокзала посадил их в следующий эшелон. Он доставил отца с сыном в Балкашино (Северный Казахстан). А жена с тремя детьми попала в Исаковку. Они нашли друг друга через три месяца случайно. Их родственник работал почтальоном и, развозя почту, обнаружил сначала Пароса, а затем Деспину.
Попытки побегов из вагонов были нечасты. Удачных – совсем мало. Одних от побега удерживали старшие по вагону, других - родственники. Самыми отчаянными были парни-одиночки, исчезновение которых не ставило под удар родных.
На одной из степных стоянок из сухумского эшелона спрыгнула и побежала в степь женщина. Раздались предупредительные выстрелы конвоя. Врач Полихрон Бумбуриди узнал в беглянке больную, состоявшую на учёте в Сухумском психоневрологическом диспансере. Он сказал об этом конвоирам. Но те уже вошли в азарт погони. Догнав несчастную, солдаты заломили ей руки и затолкали в вагон.
Всё это время женщина кричала:
- Фашисты! Убийцы!
Попытка побега выдала в этой женщине психически больного человека, чего не скажешь о её словах…
В одном из крымских эшелонов ехала молодая гречанка-фронтовичка. Она приехала в Крым навестить родственников и попала под облаву. Ей удалось убежать из вагона еще до Волги. После этого случая, на каждой остановке повагонные списки сверялись с наличными пассажирами. В том же вагоне ехала русская женщина, вдова грека Чихотариди с двумя взрослыми детьми. Сын ее был душевнобольным и однажды на одной из остановок не вернулся в вагон.
В биографии сорокалетнего греческо-подданного одессита Христофора Константиниди уже были 10 лет Карагандинского лагеря. Теперь его везли в те же «теплые края». Христофор несколько раз предпринимал попытку побега.
«Выселенец Константиниди» (так обозначен он в донесении агента) признался своим друзьям уже в Казахстане: «В пути я хотел совершить побег, но это мне не удалось. Моя цель – пробраться заграницу».
А Георгий Криони хотел не сбежать, а отстать от эшелона. На каком-то полустанке ему приглянулась красивая местная девушка. Он был полон решимости остаться с ней, но в последний момент вспомнил о родных…
В 1949 году, как докладывал новому министру внутренних дел СССР В. Рясному полковник В. Шиян, все побеги в ходе транспортировки были пресечены.
Нет надобности подробно описывать царившие в вагонах настроения. Уныние и недоумение, гнев, граничивший с безрассудством и презрением к организаторам и исполнителям выселения, - таково конспективное изложение вагонной атмосферы.
Редкое исключение - туапсинец Василий Меланифиди. Он был совершенно спокоен. Трижды за последние 12 лет нависала над ним угроза смерти и трижды она отступала.
В первый Василия арестовали в декабре 1937 года. На допросе он заявил, что готов подписать любой составленный протокол, если это, как уговаривал его следователь, необходимо советской власти. Хитрость ли подействовала, что-то ли ещё, но Василия отпустили.
В 1939 году его забирают снова. Через 9 месяцев жена Галина обнаружила его в Новороссийской тюрьме. Свидания им не дали, но Галина опознала мужа сквозь решетки на тюремных окнах. По шикарным усам. Не разглядела Галина одного: что к этому времени от 70 мужниных килограммов осталось сорок.
Из камеры Василий умудрился отправить письмо И. Сталину. Ответа он не получил. (Это было удивительно, ведь товарищ Сталин успевал отвечать и английским рабочим, и американским журналистам, и французским писателям и греческим матерям…).
Тогда Василий написал генеральному прокурору СССР А. Вышинскому. И через месяц пришло освобождение!
В третий раз судьба повернулась к Василию передом в 1942 году. Его, в отличие от всех его родственников, не выслали в Казахстан.
Нынешнее свое положение Василий воспринял с пониманием. Случилось то, что давно должно было произойти. Ведь он не зря родился греком. Василий с благодарностью вспоминал солдат, помогавших ему и жене забивать кур и свинью, раскладывать крупы по мешочкам. Они же, отложив в сторону винтовки, посоветовали пересыпать свежую свинину крапивой, чтобы она подольше продержалась в пути.
Несколько выбивались из общей невеселой картины эшелоны 1942 года. Многие тогда полагали, что их везут в Грецию. Когда поезда-42 подолгу стояли в тупиках и пассажиров выпускали из вагонов, одни из них устраивали импровизированный концерт с танцами под кемендже, другие с интересом наблюдали. Парни разминались борьбой.
Члены семьи Иосифиди из Северской, по их признанию, ехали как на свадьбу. Это ощущение не покидало и семью Тифанциди из станицы Ходыженской. Однако, доехав до Волги, все забеспокоились. Но знатоки географии успокаивали: видимо, повезут через Иран. (Путешествие в Грецию через Иран объяснялось очень логично: Турция не дала согласие на проезд греков через свою территорию).
Ситуация повторилась в сорок девятом с греками Одессы и Измаила. Слух о том, что их везут «в тёплые края», придал им силы. «Тёплые края» могли означать только Грецию. Некоторые вагоны сотрясались от патриотических песен – о Родине, о Сталине, о Красной Армии. (Запевалой был старший сын Ставро Хапсалиса, Стилиан. Пели так, что конвой собирался послушать).
Края и вправду, с каждый днём становились всё жарче. Когда дефицит воды стал особенно острым, патриотизма поубавилось. Матери держали смоченные полотенца и обтирали им губы и тела детей. Но влага быстро испарялась. Антона Хапсалиса начинало трясти как в лихорадке.
Греки не были бы греками, если в самые тяжкие минуты жизни, они бы позабыли о ней. Кроме Судьбы, в каждом вагоне с ними ехала Надежда. Чаще всего она обретала облик понтийской лиры. Что для греков значил этот древний музыкальный инструмент, именуемый ещё «кемендже», видно из нескольких примеров.
14 июня 1949 года на станции Махачкала сошлись два эшелона с греками-переселенцами – из Азербайджана, Армении и Грузии. Охрана разрешила пассажирам размять ноги. Бакинец Христо Тифтикиди спрыгнул на землю со своей лирой и заиграл понтийскую мелодию. Вот как описывает дальнейшее очевидец этого события Николай Тифтикиди, брат Христо:
«Понтийцы, «спровоцированные» игрой на лире, начали исполнять групповой танец. В нем было все: гнев и отчаяние, боль и радость людей, которых судьба соединила в недобрый час «в одно тело и в одну душу». Танец пробудил долго дремавшее в сердцах советских греков «кровное товарищеское чувство». В их душах заговорили тысячелетние голоса далеких предков. Они танцевали с таким упоением, яростью и страстью, словно хотели в танце и горе свое утопить, втоптать его в землю, и выразить презрение к сопровождающей эшелон охране. Они хотели показать жёнам и детям, всеми миру стойкость и величие своего духа. Танец был прекрасен как Парфенон и монументален как фреска».[46]
О чём думал, исполняя старинную мелодию, лирарий Христо Тифтикиди? Об отце, сидевшем в интинском лагере, о первой депортации из Баку в 1942 году и побеге брата Нико из Казахстана? Трудно сказать. Точно лишь известно, что и Христо, и танцевавшие видели в танце единственное средство успокоения и способ продемонстрировать силу своего духа.
За 146 лет до этого дня, пребывая в ещё более тяжёлом положении, продемонстрировала врагу силу своего духа гречанки из высокогорной деревни Залонгу.
В 1803 году в горах Эпира Сули Али-паша уговорами и обещаниями сохранить им жизнь, выманил греков мужчин из убежищ вблизи деревни Залонгу. Вместо почетного мира греки были зарублены турками. Тогда жены греков, чтобы избежать позора плена, сначала бросили своих детей в пропасть, а потом, взявшись за руки, и напевая «сулиотки знают, как умереть, чтобы избавиться от рабства», стали танцевать. Танцуя, они приблизились к пропасти и все вместе бросились вниз…
Отсюда пошло выражение «танец Залонгу».
Танец – неотъемлемая часть греческой культуры сопутствовал грекам всегда.
Грек Зорба пустился в пляс, когда узнал о смерти своего маленького сына.
«Когда меня переполняет какое-то чувство, оно говорит мне: «Танцуй!»
Я танцую и мне становится лучше.
Я сошёл бы с ума, если бы не затанцевал».
Везли с собой греки то, что успели схватить под поторапливающие крики конвоя: одежду, постель, документы, золото, еду. Самые дальновидные потащили швейные машинки, товары для обмена, которые могли выдержать долгое хранение – фасоль и соленное мясо. «Июньские» выселенцы дёргали с огородов лук и чеснок. Пантелей Каразиди из Горяче-Ключевского района взял с собой три полные рамки с медом (он как раз приготовился к первой качке).
Чем можно объяснить, что многие в суете сборов и прощания с домом, не забыли о лире?!
В заполярной Дудинке, сотрудница краеведческого музея, узнав о моих изысканиях, воскликнула:
- А у нас есть греческая скрипочка!
Догадываясь, о какой «скрипочке» идет речь, я попросил сотрудницу показать мне экспонат.
Через некоторое время она вынесла запыленную лиру, уже полтора десятилетия хранившуюся в музейных запасниках. Да и на каком стенде ее выставишь, когда главные и вполне естественные экспозиции любого заполярного музея - это растительность и животный мир тундры, жилища и одежда северян? Если и отводили место под музыкальную экспозицию, то список её исчерпывался бубном шамана и гортанным комусом.
…Выяснилось, что незадолго до своей смерти, некий Димитриади, попавший в эти края в 1942 году из Кубани, завещал свою лиру местному музею.
Только то и смогла сообщить мне сотрудница музея, что лира была изготовлена отцом умершего и считалась семейной реликвией.
Дудинская лира-кемендже пережила своего создателя и его сына, выжила в депортации, но теперь сама умирала в музейных запасниках в чужом краю.
Станция назначения эшелона сохранялась как один из самых больших секретов. С начальников эшелонов брали расписку о недопустимости разглашения выселенцам места назначения эшелонов.[47]
Только «добровольцы-сухумчане», кажется, знали точный адрес назначения.
Как-то глубокой ночью на одной из станций на соседних путях остановились два одинаковых эшелона. Прильнув к окошку, Полихрон Бумбуриди услышал греческую песню. Женщина пела: «Пулаки ксено ксенетевмено, пу на катысо на мин хато?».
«Эту песню ещё в юности пела моя сестра. Я решил узнать, откуда эти женщины… На мой вопрос, откуда они, ответили: «Из Батуми». Они в свою очередь спросили: «А вы откуда?» «Из Сухуми», - сказал я. – Куда везут нас, не знаете?» «В ад земной, не видишь!?» - выкрикнул чей-то громкий голос.[48]
Сухумчанин Г. Марантиди и бакинец Д. Симфоров, ехавшие в разных эшелонах, захватили с собой карты железных дорог. После Волги они уверенно предсказал, что их везут в Казахстан.
Маршруты, которыми везли выселенцев, зависели от ситуации на фронте (в 1942-1944 гг.) и от конечной станции назначения.
В 1942-м году использовали два варианта восточного маршрута (в Казахстан и в Красноярский край): железнодорожный через Волгу и морской - через Каспий.
Исключительно железной дорогой везли в апреле 1942 года.
Комбинированный (железнодорожный – морской – железнодорожный) использовали в июне, августе и октябре того же года.
На берег Каспийского моря – также в зависимости от положения на фронте добирались разными путями. В июне 1942 года еще можно было ехать из Краснодара через Армавир и Минеральные Воды и далее - до Махачкалы. Когда же немцы в августе перерезали железную дорогу и на какое-то время захватили Ростов-на-Дону, поезда до Баку (августовский и октябрьский этапы выселения) шли через Сухуми и Тбилиси.
Июньских выселенцев на другой берег Каспийского моря повезли теплоходом из Махачкалы.
Октябрьский этап из района Большого Сочи стал самым замысловатым, самым длинным, самым длительным и самым комбинированным в истории депортационных маршрутов.
Выселенных из Красной Поляны, Юревичей, Липников, Лесного сначала на подводах привезли в Адлер. Из Адлера их в товарных вагонах вместе с греками Хосты, Мацесты отправили в Сочи. Там, продержав три часа на морском вокзале, пароходом повезли в Сухуми. Там греков высадили возле огромной скалы, с которой, ощетинившись единственным стволом, охраняла небо зенитка. Над городом и морем постоянно кружила немецкая «рама». Иногда налетали бомбардировщики, которым пару раз удавалось даже сбросить бомбы.
Из Сухуми железной дорогой выселенцев повезли в Баку. По воспоминаниям краснополянца Н. Врацидиса, путь только от Сухуми до Баку занял 15 дней. 14 из них греки провели в «пересылке».
Не доезжая Азербайджана, всех высадили и под конвоем пешком погнали до села Норио, населенного преимущественно азербайджанцами (примерно в двенадцати километрах от железной дороги). Рядом шла подвода с водой. В Норио семейных в ожидании продолжения этапа поселили в конюшне. Остальные ночевали под открытым небом.
Местные жители приходили смотреть на бесплатный зверинец. Они не скрывали слёз, разглядывая невольников. Каждый день кто-то из них приносил фрукты, ягоды, лепёшки. Так прошло две недели.
Из Норио греков опять погнали назад, в тот же железнодорожный тупик. Поездом повезли в обратную сторону, в Тбилиси, где вписались в дорогу, ведущую на Баку. В бакинском порту сразу же началась погрузка на пароход. Едва отчалили, как море разволновалось настолько, что пароход вынужден был встать. Шторм продолжался около двух суток.
До Красноводска пароход шел под охраной двух катеров. Пассажиры спали в трюмах на своих узлах. Взрослые переносили качку плохо. В пути не кормили.
Рядом с десятилетним Георгием Калияниди из станицы Варенниковской умер ребёнок. Матросы насилу вырвали из рук матери труп сына и выбросили его в море. При жаре под сорок градусов сохранить его до берега не было никакой возможности. Обезумевшая женщина порывалась выброситься вслед.
Расстояние от Баку до туркменского берега в 400 километров преодолели меньше, чем за сутки. К вечеру следующего дня стали видны горы.
На туркменском берегу главными проблемами стали вода и дрова. Воду здесь выдавали по талонам. Её постоянно не хватало, и тогда её брали из паровозного котла – ржавую и пахнущую мазутом.
В цистернах привозили почти горячую воду. Очередь за ней занимали с самого утра. Не раз в толпе возникали серьёзные драки. На воду меняли все: рис, вещи, золото.
Главными добытчиками дров были дети. Порой они нападали на местных ребятишек и отбирали у них собранные в пустыне ветки саксаула и хворост.
Красноводск встретил греков не только отсутствием воды и дров, а еще и сильными пыльными бурями. Это была третья проблема. Дуло так, что не спасали ни одеяла, ни одежда, наброшенная на голову.
У Харлампия Коцаилиди от пыли задохнулись и умерли двое сыновей - двух и трех лет. Если бы не гора, за которой все спрятались и немного защищавшая от ветра и пыли, то засыпало бы всех.
Жара в июне стояла за сорок градусов. На земле невозможно было сидеть. Усаживались на подушки, одежду. А ночью ложились прямо на голый прогретый песок.
Хотя в Красноводске греков регулярно кормили, еды не хватало. Проблему питания каждый решал по-своему. Те, кто везли с собой фасоль, продавали её по 250 рублей за килограмм. Другие расставались с тёплой одеждой. Фуфайка уходила за триста рублей. С особой охотой туркмены покупали золотые украшения. Торговля, несмотря на запреты, шла бойкая. Конвой попросту закрывал глаза на такие нарушения. Удачные сделки совершали обладатели чайных запасов.
В Красноводске греки провели почти целый месяц. После Красноводска греков повезли в Ашхабад обычным пассажирским поездом. Но по-прежнему в сопровождении охраны. Из Ашхабада доехали до Алма-Аты. Конечными точками маршрута были поселки в центральных районах Казахстана. Но между Алма-Атой и центральным Казахстаном в 1942 году не было прямого железнодорожного сообщения (участок Моинты – Чу будущей дороги на Караганду проложат только в 1949 году. А пока железная дорога доходила только до озера Балхаш). От Алма-Аты эшелон проследовал по большому кругу: через Талды-Курган, Барнаул он вышел в Новосибирске на Транссибирскую магистраль. Теперь он двинулся на запад. Через Петропавловск, эшелон с греками, наконец, добрался до станций Осакаровка и Шакай в Карагандинской области.
Если бы у кто-то из прибывших имелся календарь, то он показывал бы 17 декабря 1942 года. Весь путь от Сочи до Карагандинской области – с учётом стоянок и пересадок занял больше двух месяцев.
По длине и разнообразию с описанным маршрутом мог соперничать путь греков Апшеронского, Нефтегорского, Северского районов. В августе 1942 года их довезли до Новосибирска тем же маршрутом. Далее их путь лежал на восток, в сторону Красноярска. Из Красноярска теплоходом вниз по Енисею выселенцев доставили до Дудинки. До Ледовитого океана оставалось совсем немного.
Крымчан в 1944 году везли по уже освобожденным территориям. Из Севастополя, Бахчисарая, Феодосии, Керчи эшелоны следовали в Симферополь, а далее на Джанкой, Харьков, Воронеж, Сталинград...
Путь через Сталинград проходил и в 1949 году. Прильнув к щелям и окошечкам, пассажиры рассматривали разбросанную повсюду искореженную военную технику и город в руинах и бесконечный мост через Волгу.
Некоторые эшелоны Волгу пересекали в Саратове, после которого они следовали на Челябинск. Здесь поезда заворачивали в Казахстан.
В июне 1949 года Георгий Меланифиди, прибывший в Казахстан в 1942 году, узнал, что через станцию Челкар (Актюбинская область), где жила их семья, будут проходить эшелоны с депортированными. Георгий регулярно наведывался на станцию. Он учился в одном классе с сыном начальника вокзала и тот выведывал у отца время прихода очередного спецэшелона.
В один из дней Георгий, обходя вагоны, обнаружил в одном из них своего родного дядю Аврама, младшего брата отца. А еще через несколько дней Георгий встретил и тетку.
Встречи, подобные этой, были не часты. Обычно депортированных встречали совсем не по-родственному.
…Пока эшелоны находились в пути, в местах, намеченных для расселения спецпоселенцев, велась кропотливая подготовительная работа. На совещаниях в ЦК и правительствах союзных республик, в обкомах и облисполкомах областей и краев определялись количество семей для расселения в определенном районе, принимались решения о порядке расселения. Каждому району выделялись уполномоченные республиканских ЦК и Советов народных комиссаров.
К прибытию создавались специальные тройки – в составе первого секретаря обкома, председателя облисполкома и начальника УНКВД. Соответствующие тройки – с руководителями рангом пониже появились в каждом районе.
Перед сотрудниками НКВД ставилась задача выявить пустующие помещения, подготовить квартиры и дома, куда будут вселены прибывающие. Как правило, это были дома местных колхозников, которых вынуждали потесниться и освободить одну комнату.
К моменту прибытия эшелонов на железнодорожных станциях концентрировалось необходимое количество автотранспорта и гужевых повозок, а также намечались маршруты следования к местам расселения.
Важным аспектом подготовительной работы являлось проведение разъяснительной работы среди местного населения. Повсюду она велась различным образом, что сказалось на отношении местного населения к спецпоселенцам.
Переселение 1949 года разорвало тысячи установившихся связей. В разных регионах оказались родственники и соседи по дому, улице, односельчане. После завершения последней переселенческой операции в СССР началась новая - по воссоединению разрозненных семей. Искали своих родственников не только те, кого рассадили по разным вагонам или эшелонам, но и те, кто был репрессирован ранее и находился в других регионах СССР: кто-то как кулак, кто-то после освобождения из ГУЛАГа. Бросились искать свои семьи греки, вернувшиеся с фронта.
Операция по перемещению отдельных лиц и неполных семей, желавших воссоединиться с родными, - такая же конспирологическая, как и само переселение, продолжалась несколько месяцев. Это было колоссальных масштабов броуновское движение. Составлялись списки желающих выехать из одного места ссылки в другое. Проводились многосторонние согласования. Из Архангельской и Вологодской области ехали Казахстан, из Казахстана - в Томскую область, а из Томской - в Кемеровскую. Одни выезжали с Урала, другие туда прибывали.
Для согласования и упорядочивания людских потоков, количества вагонов и эшелонов, маршрутов передвижения, необходимости конвоя (или его отсутствия) и типа вооружения велась оживленная переписка между различными управлениями, ведомствами и министерствами. В Москве составлялись схемы движения новых спецэшелонов, под каждый подбирался штат охраны, назначался начальник, и определялись места разгрузки отдельных вагонов…
Только из одной Башкирии в другие регионы отправили 140 человек на воссоединение со своими семьями – выселенцами из Крыма (ехали в основном в Казахстан).[49]
Не всё удалось выполнить за один сезон. Слишком велика была страна и слишком много в ней оказалось разорванных семей. Не всех удалось переместить. Несколько греческих семей из Туруханска так и не успели воссоединиться со своими родными в Казахстане: на Енисее закончилась навигация…
Завершилась «операция в операции» осенью. Рапорт о завершении соединения разрозненных семей из Казахстана, испытавшем самые масштабные миграционные потоки, поступил в союзное министерство к 20 ноября 1949 года.[50]
У этой операции была далеко идущая цель, имевшая мало общего с гуманизмом и желанием избавить людей от переживаний за судьбу своих близких. Государство, прилагая усилия для воссоединения семей в местах спецпоселений, решало свою задачу: навечно закрепить депортированных в местах ссылки. Подразумевалось, что, воссоединившись, семьи, пустят корни, начнут приобретать недвижимость и обустраиваться в ссыльных местах навсегда. В подмогу директиве о воссоединении семей (8 марта 1948 года) 26 ноября того же года был издан Указ, закреплявший депортированных в местах поселения навечно.
Этой же цели должен был содействовать и принятый между этими двумя документами приказ министра внутренних дел СССР (15 сентября 1948 года) «О задачах органов МВД по работе среди спецпоселенцев».
У них начиналась совершенно новая полоса жизни.
--------------------------
[36]
Никуда не деться от символов. Пояснения для тех, кто не знаком с этой гордостью отечественной паровозостроительной техники. ФД – это «Феликс Дзержинский». Первый советский чекист, даже уже символический, в паровозном исполнении, не давал покоя никому даже после своей смерти. Сотни тысяч, миллионы советских людей в лагеря и ссылку перевёз поистине «Железный Феликс».
[37]
ГА РФ. Ф. Р-9479. Оп. 1. Д. 476. Л. 139
[38]
Свидетельство В. Г. Прокофьевой-Асланиди (г. Керчь).
[40]
Свидетельство А. Веретеновой (г. Мелитополь).
[41]
Бумбуридис П. История «Маленькой Греции» в стране Апсны – души Абхазии. Афины. 2006. С. 14.
[42]
Елена Константиновна (Попандопуло по мужу) ныне живет в Афинах.
[43]
Свидетельство Д. Константинова (г. Бахчисарай).
[44]
РГАСПИ. Ф. 644. Оп. 1. Д. 252. Л. 141.
[45]
ГА РФ. Ф. Р-9479. Оп. 1. Д. 476. Л. 182.
[46]
Тифтикиди Н. Ф. Музыкант. Педагог. Ученый. Москва. 1996. С. 60.
[47]
ГА РФ. Ф. Р-9479. Оп. 1. Д. 476. Л. 165.
[48]
Бумбуридис П. История «Маленькой Греции» в стране Апсны – души Абхазии. Афины. 2006. С. 15.
[49]
ГА РФ. Ф. Р-9479. Оп. 1. Д. 454. Л. 318.
[50]
ГА РФ. Ф. Р-9479. Оп .1. Д. 452. Л. 76.
|