Глава 1
НАЧАЛО. ДЕПОРТАЦИОННАЯ КАМПАНИЯ 1942 ГОДА.

Гитлер наступает на Кубань, а Сталин – на греков. Эвакуация или депортация? Социально близкие и социально опасные. Директива № 157. Выселение из Туапсе. Удачные и неудачные сделки. Выселение из Краснодара. Найдите 10 отличий. Военный совет решил. Постановление ГКО № 1828. НКВД сужает прищур. Июньское выселение. Если бы Г. Бахчиванджи был на родине… Главное – скотина. Немцы наступают. Зверства НКВД и фашистов в Краснодаре. Августовское выселение семьи Ловасовых. Первое выселение греков из Баку. Подготовка в Сочи. Арест, выселение, переселение. Дело-формуляр С. Колояни. Прощай Красная Поляна! Повагонные списки сочинских греков. Переселение из Осетии. Итоги депортационной компании 1942 года. Кого куда. Изгнание греческой миссии из Москвы.

Шёл десятый месяц Великой отечественной войны. Немецкие войска полностью оккупировали Украину и рвались к Кавказу и Волге. Мрачная перспектива лишиться нефтеносного Кавказа, грозившая СССР полномасштабной катастрофой, была не единственной причиной, которая мучила Верховного главнокомандующего. Беспокойство добавляли мысли о потенциальной пятой колонне. Мерещилось И. Сталину, что под её знамёнами окажутся все, кого он классифицировал как социально-опасных элементов. Греки Кубани и Ростовской области уже исторически входили в эту категорию. Убрать таких подальше от передовой - был самый верный способ оградить себя от дополнительных бед.

Тщетно пытаясь отыскать логику в действиях И. Сталина в 1937-1938 гг., мы не может отказать ему в ней теперь. Его подозрительность – и без того колоссальная сверх всякой меры, теперь была более чем обоснованной. После учинённого грекам разгрома пять лет тому назад, на какой ответ с их стороны он мог рассчитывать в трудную для себя годину?

Так что выселение 1942 года, как предохранительная мера, стало логическим продолжением национальной политики тридцатых годов.

Депортация греков 1942 года не являлась наказанием за содеянное преступление, ибо отсутствовал состав преступления. Апрельское, июньское, августовское и октябрьское этапы выселения из Краснодарского края и Ростовской области, а также августовское - из Азербайджана, относятся к категории превентивных депортаций. Убедительной представляется и точка зрения, согласно которой, И. Сталину попутно выпал удобный случай заселить необжитые берега Енисея и степного Казахстана.

При всем желании не получается рассматривать выселение греков 1942 года как эвакуацию. Если уж кого-то и эвакуировали с территорий, которые вот-вот займут немцы, так это, скорее, скот. Чтобы колхозно-совхозное добро не досталось наступающему врагу, его бесконечными стадами и отарами гнали из юго-восточной Украины и Кубани в сторону Ростова-на-Дону. Противоречие состояло в том, что, хотя скот был социально-полезным элементом, его гнали своим ходом. А социально-опасных греков и прочих двуногих увозили по железной дороге в вагонах. Общими для обеих категорий эвакуированных были скотские условия – более привычные все же для коров и овец, но теперь становившиеся нормой и для людей.

…В марте 1942 года немецкие войска вплотную приблизились к Краснодару. А 4 апреля на свет рождается директива № 157 за подписью Л. Берия. Суть её вместилась в несколько строк: от греков - иностранно-подданных и от «антисоветских, чуждых и сомнительных элементов» должны быть очищены Новороссийск, Анапа, Темрюк и Керчь, населенные пункты Таманского полуострова, а также Туапсе. ^[1]

Эта выселенческая операция в прифронтовой полосе стала первой превентивной депортацией греков в годы войны.

Начиная с 5 апреля, все отделения НКВД прифронтовой зоны денно и нощно ведут работу по подготовке к выселению. В городах и районах составляются списки иностранно-подданных (на 99 процентов это были греки), «антисоветских, чуждых и сомнительных элементов» (в эту категорию попали представители всех национальностей, среди них было немало русских, украинцев, белорусов, а также греки – граждане СССР), определяются станции сбора выселяемых, количество вагонов и военизированной охраны…

Хотя директива датирована 4 апреля, в Туапсе о предстоящем выселении знали еще в конце марта. Видимо, поэтому, когда началось выселение, среди греков практически не было паники. Многие свой отъезд рассматривали как эвакуацию и были к ней морально и организационно готовы.

Первая волна выселения длилась не дольше недели.

В марте-апреле вражеская авиация 12 раз бомбила Туапсе, сбросив на город 160 фугасных и около 1000 зажигательных бомб. Под одной из этих бомбежек и велось апрельское выселение греков и других «неблагонадежных».

Уникальность апрельского выселения с черноморского побережья Краснодарского края состоит в том, что оно действительно походило на эвакуацию. Греков увозили в самых обычных пассажирских вагонах. Этот дикий случай ничем другим, кроме отсутствия на тот момент приличествующих случаю скотовозов, объяснить невозможно.

Геленджикских греков грузовиками свозили в Новороссийск.

Редко кому удавалось так удачно распродать своё имущество и дом как семье Меланифиди. В те же самые дни спешно избавлялась от всего теперь ненужного семья Василиади в райцентре Апшеронск. Учитывая обстоятельства, хозяин признал сделку по продаже дома удачной: за него удалось выручить две пары сапог и шубу. Этои впрямь была несомненная удача. Соседи Василиади за свой дом с садом удовлетворились шалью.^[3]

Не везде о выселении знали заранее. На хуторе «7-й километр» военные появились в четыре часа утра. Жители только что выгнали коров в стадо. Времени у военных было в обрез, и не их вина, что многие греки уехали в том, в чём выскочили из своих домов. Семья Хрисаниди была довольна тем, что успела нарвать на огороде зелёного лука. Их доставили в Апшеронск, где посадили в тот же вагон, что и семью Василиади.

Драматично проходило выселение из краевого центра. На то, чтобы собраться и покинуть свои дома людям отвели два часа. Многие не смогли получить расчет и справок с места работы. В списки были включены лица, которые не подлежали выселению. Вот как информировало союзное руководство Управление милиции по Краснодарскому краю:

«В апреле месяце по городам: Краснодар, Анапа, Новороссийск и Темрюк проведена операция по выселению иностранно-подданных, лиц без гражданства и социально-вредного элемента. Работа проходила под контролем зам. наркома т. Серова. По городу Краснодару при проведении этой работы допущены грубейшие ошибки. В число выселенных лиц без гражданства попали члены ВКП(б), комсомольцы и родители, дети которых находятся в РККА. Целые семьи вывозились на вокзал и с вокзала возвращались домой. Непосредственное, конкретное руководство исходило из УНКВД от начальника СПО, который впоследствии был смещен со своей должности».^[4]

Как говорится, найдите десять отличий…

В последний раз апрельские эшелоны, ставшие первыми в длинной цепи депортационных эшелонов сорок второго года, бомбили в районе Сталинграда. Эту опасную зону поезда проходили без остановок.

На апрельскую операцию ушло шесть дней. Только из города Краснодара было выселено 1556 человек (464 семьи), из Новороссийска – 903 человека, из Анапы – 218.

Массовым выселение-эвакуация греков станет в середине июня 1942 года. Новый толчок выселению дали два новых документа.

23 мая Таманский полуостров и прибрежная зона Азовского и Черного морей, а также все железнодорожные и шоссейные дороги, линии связи, аэродромы, районы дислокации войск и штабов, расположенных в Краснодарском крае и Ростовской области были объявлены особой военной зоной. В ее пределах Постановлением Военного Совета Северо-Кавказского фронта военному командованию предоставлялись практически неограниченные права. Все силы были брошены на организацию обороны. Для местного населения, привлекаемого к оборонительным работам, вводился ненормированный рабочий день, отменялись выходные. Несмотря на острый дефицит рабочих рук, крайисполкому поручалось к 1 июня 1942 года выселить в административном порядке с территории особой военной зоны «лиц, признанных социально-опасными, как по своей преступной деятельности, так и по связям с преступной средой, а также лиц, принадлежащих к следующим национальностям: немцам, румынам, грекам, крымским татарам».^[6]

Это был первый документ. Второй - постановление Государственного Комитета Обороны № 1828сс от 29 мая именовался «О выселении государственно опасных лиц». В нём перечень мест, освобождаемых от греков, расширялся за счёт Армавира, Майкопа, а также ряда районов и станиц Ростовской области и Краснодарского края. Речь по-прежнему шла только об иностранно-подданных.

Первый пункт постановления ГКО был самым объёмным. В нём расписывалось всё, вплоть до последней станицы.

«1. В дополнение к ранее проведенному выселению из г. г. Краснодара, Новороссийска, Туапсе, Анапы и районов Таманского полуострова иностранных подданных и лиц, признанных социально-опасными, провести в двухнедельный срок в том же порядке выселение этой категории лиц из городов и населенных пунктов Краснодарского края (Армавир, Майкоп, Кропоткинская, Тихорецкая, Приморско-Ахтарская, Ольгинская, Лебединская, Петровская, Варенниковская, Тоннельная, Шапшугинская, Лазаревская, Павловская, Крымская, Тимашевская, Кущевка и Дефановка) и Ростовской области (Ново-Батайск, Злобейская и прилегающие к Краснодарскому краю районы Азовский, Батайский и Александровский)».^[7]

Даже столь подробный перечень не был полным. В списке, например, не значилась станица Смоленская Северского района. Но укрыться и в ней оказалось невозможным: пятнадцатилетняя София Попандопуло, обнаруженная при облаве в Смоленской, оказалась, в конце концов, дальше всех своих земляков - в гибельном заполярном посёлке Полой Игарского района Красноярского края.

(Не для всех жителей страны аббревиатура ГКО носила зловещий характер. Примерно в те же, июньские дни Государственный Комитет Обороны учредил в качестве награды переходящее Красное Знамя в честь себя. Оно предназначалось для лучшего завода среднего машиностроения, лучшей шахты, лучшего отделения железной дороги и т.д.).

Неоднократность выселений сорок второго года свидетельствует о том, что И. Сталин не собирался отдавать врагу столько территории. Иначе он бы сразу очистил от ненадёжных всю Кубань – от Краснодара до Сочи. Он явно не предполагал, что в результате активных действий на Харьковском направлении немцы в начале июня сорок второго года доберутся до Кубани. Но после того, когда только на Ростовском участке фронта фашистское командование сосредоточило 30 пехотных и 6 танковых дивизий, положение стало угрожающим.

Мысль о массовом предательстве греков при оккупации новых территорий родилась одной из первых.

2 июня ростовская партийная газета «Молот» своей передовицей «Быть бдительным – долг советского гражданина» напоминает своим читателям призыв Ф. Дзержинского: «Берегитесь шпионов! Смерть шпионам!» В памяти греков призыв воскрешал времена пятилетней давности, когда шпиономания, захлестнувшая всю страну, выявила в каждом третьем греке греческого, немецкого, японского и даже эстонского шпиона.

«Враг упорно охотиться за нашими государственными и военными тайнами. Его интересуют не только расположение и численность войск, но и сведения о работе предприятий, транспорта, состоянии дорог… Лазутчики хитро маскируются, стараясь часто по внешности ничем не отличаться от рядовых советских людей…

Бывает так, что фашистский шпион выверяет нужные ему данные у болтунов… Не рассказывать посторонним, непроверенным людям о работе своего предприятия, колхоза, совхоза… Пример бдительности и революционной зоркости должны показывать коммунисты и комсомольцы».^[8]

Гитлер готовил грандиозное наступление на Кавказском направлении. 1 июня в Полтаве, на совещании в штабе группы армий «Юг» он заявил: «Моя основная цель – занять область Кавказа, возможно, основательно разбив русские силы… Если я не получу нефть Майкопа и Грозного, я должен ликвидировать войну».^[10]

После тяжелых поражений советских войск под Керчью и Харьковом, немцы овладели стратегической инициативой. На 15 июня было намечено наступление. Откладывать выселение неблагонадежных более было опасно.

Прищурился НКВД пуще прежнего и понял: вот эти греки Краснодарского края и Ростовской области, ничем не отличающиеся внешностью от рядовых советских людей, представляют наибольшую угрозу.

После апрельского выселения оставшиеся нетронутыми греки Краснодарского края уже не сомневались, что вскоре дойдёт очередь и до них. Поэтому те 48 часов или четверо суток, которые им отводили на подготовку в июне, августе и октябре, не внесли ни сумятицы в их умы, ни паники в поведение. Чемоданы, узлы и мешки давно были приготовлены задолго до времени «ч».

Июньское выселение было несравненно более жёстким. Как по срокам, отводимым на то, чтобы греки покинули свои дома, так и по условиям этапирования в Казахстан.

В станицах Крымского района военные появились неожиданно. В Мерчанском на сборы выделили два часа. Женщины торопливо дергали зеленый лук, вязали узлы с пожитками, дети и старики резали кур.

Впрочем, кое-кто и на этот раз знал о предстоящем выселении. Жителю Мерчанского Николаю Игнатову о выселении стало известно накануне, вечером 13 июня. Заведующий маслозаводом, член бюро райкома ВКП(б) по большому секрету поведал Николаю, что на бюро обсуждали завтрашнее выселение греческо-подданных. Что смешанные семьи не тронут. (В Мерчанском половину жителей составляли советско-подданные).

Просочилась информация и в семьюГеоргия Калияниди из станицы Варенниковской, у которой благодаря этому на подготовку оказалось целых три дня. Семью Андреевых в Кабардинке за два дня до выселения предупредил знакомый милиционер Маловик.

Далее всё – как не раз бывало прежде, и как не раз ещё будет впереди: посадка на грузовики или на колхозные телеги и далее под охраной и не смолкающий рёв женщин, выселенцев свозили на железнодорожную станцию в райцентр, в Крымск. В Кабардинке греков собирали в Доме Обороны, оттуда увозили в Новороссийск.

Постановление № 1828 носило комплексный характер и предусматривало, кроме выселения людей, ещё и проведение мероприятий с целью не допустить попадания в руки наступающих немцев предприятий нефтяной промышленности. НКВД СССР и Наркомату нефтяной промышленности предписывалось выводить из строя объекты, имевшие отношение в добыче и переработке нефти. Так что, кроме женского плача, дорогу от Мерчанского до Крымска могли сопровождать ещё и другие нерадостные звуки. Например, подрывы нефтяных скважин.

Имеются данные, что несколько семей из Северского района выселили раньше основной партии греков. По воспоминаниям Юрия Полихрониди, о выселении их предупредили еще 26 мая. А 1 июня их уже вывезли в Махачкалу в обычном пассажирском вагоне.

По крайней мере, один июньский эшелон направили через Сталинград. В это время немцы яростно рвались к Волге. Самолеты со свастикой все чаще появлялись возле города. Эшелоны с июньскими выселенцами на левый берег Волги перевозили на пароме. Он за один рейс перевозил не более 10 вагонов, замаскированных березовыми ветками.

Несмотря на неординарность события, тему депортации из Крымского, Северского и из десятков других районов обсуждали только в узких партийных кругах. Для советских органов это было не то, чтобы событием малозначимым, а непрофильным. Круг проблем, волновавших депутатов, не выходил за рамки животноводства.

Незадолго до выселения (3-4 марта) и сразу после выселения греков (4-5 июля) состоялись соответственно седьмая и восьмая сессии Краснодарского краевого совета депутатов трудящихся. Главнейшим её вопросом стала социально-экономическая политика в крае. Однако о выселении людей (предстоящем и прошедшем) в повестках сессий нет ни слова.

Главный вопрос мартовской сессии - «О выполнении государственного плана развития животноводства». Докладчик, тов. Балясный, выразил обеспокоенность снижением поголовья скота.

Июльская сессия также рассмотрела только важнейшие вопросы. В частности, она обязала обеспечить план случки по всем видам скота, учесть всех нетелей, ремонтных свинок, ярок, создать для них лучшие условия кормления, содержания и подготовить теплые помещения для молодняка».^[11]

О сокращавшемся людском поголовье – ни слова.

…С 25 июля началась Северо-Кавказская стратегическая оборонительная операция, продолжавшаяся до 31 декабря.

В августе под натиском противника советские войска отступили к Главному Кавказскому хребту. И вновь главная задача крайкома ВКП(б) – эвакуация скота. Только из сорока правобережных районов было эвакуировано 44 тысячи лошадей, 167 тысяч голов крупного рогатого скота, 301 тысяча овец и коз. Более 46 тысяч свиней было сдано на мясокомбинаты для убоя.^[12]

Соответственно продвижению врага расширяется и зона выселения ненадёжных. Отдельного августовского документа по выселению из Краснодарского края, по-видимому, не было. Неблагонадежных добирали по апрельской директиве и майскому постановлению. Возможно, депортация производилась по постановлению крайкома ВКП(б) от 3 августа 1942 года об обеспечении перевозок эвакогрузов и населения.

К 4-7 августа врагу удалось почти одновременно захватить крупнейшие железнодорожные станции: Армавир, Кавказская, Тихорецкая и другие. Сотни эшелонов с заводским оборудованием, стройматериалами, боеприпасами и эвакуированным населением были направлены в сторону Туапсе и Новороссийск.

Генерал армии И. Тюленев, командующий Закавказским фронтом, писал об августовских днях 1942 года:

«С болью в сердце смотрели мы на длинные серые эшелоны, сформированные из пульманов. Тысячи женщин, детей, стариков умоляли отправить их за Каспий. Лавина беженцев стала для нас в эти дни грозной опасностью. Скопление людей уже вызвало первые страшные признаки эпидемических заболеваний…».^[13]

10 августа советские войска оставили Краснодар, 21 августа - станицу Крымскую. Спешно эвакуировались органы власти, члены семей советских и партийных руководителей. Не успев замести своих преступлений, уходили из городов сотрудники НКВД.

25 августа немцы организовали свободный доступ жителей города в подвалы краевого УНКВД. Во дворе управления ими были вскрыты канализационные трубы, в которых находились разложившиеся трупы. Оккупационные власти организовали похороны пяти неизвестных, замученных НКВД перед отступлением советских войск. Все это всколыхнуло в памяти краснодарцев ужасы второй половины тридцать седьмого – начала тридцать восьмого годов, когда в городе не затихали слухи о массовых расстрелах жителей.

Демонстрируя зверства НКВД, немцы не забыли совершить и свои. 21 августа под видом отправки на работу они собрали все еврейское население Краснодара и за заводом ЗИП расстреляли. Трупы расстрелянных зарыли в противотанковых рвах.

В те самые дни, когда немцы хозяйничали в Краснодаре, НКВД приступил к очередному выселению греков к западу, югу и востоку от него.

Сёстры Ловасовы уехали без матери. А семью Офлидис повезли в город Кропоткин без пятилетней Антонины, которая ушла поиграть к кому-то из подружек.^[14]

В августе 1942 года депортировали и первую партию греков из Азербайджана (главным образом из Баку). Здесь «социально-опасным и уголовно-преступным элементом» признавались также русские, евреи, армяне и сами азербайджанцы. Их выселяли на основании распоряжения НКВД СССР № 3485 от 18 августа 1942 года. Всего из Баку депортировали 3119 человек.^[15]

Точное количество греков среди них неизвестно. По мнению Н. Тифтикиди, их было не меньше пятисот, включая двух братьев Метакса, родственников одного из 26 Бакинских комиссаров, И. П. Метакса.^[16] В Казахстан отправили также семьи Мачариди, Георгия Савериди, Дмитрия Чермениди, Павла Пупулиди, сапожника Ивана Попандопуло. Почти все они год назад стали советскими гражданами.

Что говорить о греках, если благонадёжными не могли считаться изначально советско-подданные, цвет бакинской интеллигенции - проректор консерватории Ю. Белланотти-Колпинский, ведущий преподаватель музыкальной школы-десятилетки М. Быкова…

Уезжал в ссылку и студент консерватории Николай Тифтикиди, сын известного лирария Фомы, которого сами греки именовали Бакинским Орфеем.

Бакинцев увозили в Казахстан морем. При посадке на пароход люди несколько часов простояли в огромной толпе. Одну женщину пронесли вне очереди на носилках. (На восточном берегу Каспия Н. Тифтикиди узнал, что женщина умерла. Это была первая смерть, с которой он столкнулся).

Четвёртая волна выселения греков пришлась на октябрь 1942 года. Своей очереди дождались сочинские греки и их «коллеги» по социально-опасному контингенту.

Подготовка к выселению в этом районе, впрочем, началась значительно раньше. 29 августа 1942 года краевое Управление НКВД издало приказ «Об очищении от антисоветского элемента территории Сочинского и Адлерского районов». На основании указаний, данных наркомом Л. Берия, в двухдневный срок предписывалось выселить из Сочи и Адлерского района в Казахстан и районы, не объявленные на военном положении, весь «антисоветский элемент», учтенный Сочинским отделом УНКВД, всех иностранно-подданных и лиц без гражданства.

В двухдневный срок не получилось, хотя сочинские чекисты уже обладали полной информацией о последних двух категориях жителей.

Выселение неблагонадёжных из мест непосредственно примыкавших к дачам высшего партийного руководства страны, включая несколько дач самого И. Сталина, стало одним из первых дел бюро Краснодарского крайкома ВКП(б) и крайисполкома. Эвакуировавшись в Сочи, крайком и крайисполком 5 октября приняли постановление № 130, запрещающее гражданскому населению проживание в 10-ти километровой зоне от линии фронта и требовавшее в десятидневный срок отселить с территории запретной зоны всех без исключения жителей.

Военные и гражданские власти, реализуя постановление, только в Абинском районе эвакуировали вглубь края 18 населенных пунктов, находящихся в пределах одного километра от линии фронта. В Северском районе эвакуировали десять населенных пунктов, в том числе два хутора Попандопуло (в 4 и в 0.5 км от линии).^[17]

Постановлением крайкома предписывалось:

«Обязать нач. край. УНКВД т. Тимошенкова весь антисоветский и уголовно-преступный элемент, учтенный в количестве 1682 человека (глав семей 541) в десятидневный срок выселить за пределы Краснодарского края.

Наиболее активно себя проявляющий антисоветский элемент, учтенный в количестве 80 человек, немедленно подвергнуть аресту».^[18]

Для Большого Сочи постановление обернулось массовой депортацией. 8 октября был подготовлен «Список глав и членов семей иноподданных, подлежащих выселению по Хостинской оперативной группе», утвержденный начальником Сочинского отдела УНКВД Краснодарского края майором Ждановым: 9 октября -  по Красной Поляне, 23 октября – по г. Сочи. Контингент, попавший в поле зрения чекистов, подвергался трем видам наказания: аресту, переселению и выселению.

Аресту должны были быть подвергнуты «весь актив из числа антисоветских лиц, проходящих по агентурной разработке, учетам и материалам», лица, подозреваемые в шпионаже, а также уголовники и содержатели притонов.

Во вторую категорию на выселение, были включены бывшие члены антисоветских политических партий, проявлявшие антисоветские и пораженческие настроения, бывшие участники различных контрреволюционных организаций и групп. Сюда же были отнесены бывшие троцкисты, лица, отбывшие срок наказания по обвинению в шпионаже, диверсионной и террористической деятельности, лица, исключенные из партии по политическим мотивам, рецидивисты и проститутки, раскулаченные, семьи изменников родины, а также семьи предателей, арестованных органами НКВД, прямые родственники лиц, осужденных к ВМН.

Больше всего греков попало в пункты: лица без гражданства и бывшие иностранно-подданные, принявшие советское гражданство, в отношении которых имелся компрометирующий материал. (С последним проблем не возникало, пока в паспортах имелась графа «национальность»).

Наконец, переселение ожидало иноподданных и греков, являвшихся советскими гражданами. Другими словами, все греки должны были покинуть пределы Сочинского и Адлерского районов.

Выселение-переселение началось 9 октября и продолжалось до конца месяца, когда добирали несколько десятков человек, не выявленных вовремя.

Документы, ставшие доступными только в последнее время, свидетельствуют, однако, о том, что в действительности подготовка к выселению велась задолго до октября. И что оно вовсе не было связано с надвигавшейся на Сочи линией фронта. Все греческо-подданные, или бывшие граждане Греции, а теперь перешедшие в гражданство СССР, постоянно пребывали под наблюдением НКВД. Поэтому когда на них потребовался компромат, то он сразу нашёлся. В списках «социально-опасного и антисоветского элемента» имелась графа «Компромат». Несколькими фразами в ней, словно крупными мазками опытного художника, обрисовывалась неблагонадёжная сущность выселяемого.

На самых опасных заводились целые дела. Например, на С. Колояни.

Попал в список и Николай Врацидис из села Монастырское, вблизи Адлера.

В соседней с Монастырским Красной Поляне, возле дома Мазманиди, встали два солдата. Пока мать собирала вещи, Георгий помогал одному из них чистить винтовку. Второй солдат помогал собирать пожитки.

На 10 октября только по категории «Греки, являющиеся советскими гражданами», начальником Сочинского отдела УНКВД майором Ждановым было учтено 180 семей – 496 человек.^[20]

Но повагонные списки отправленных в Казахстан греков в этот день, содержат, по крайней мере, 802 грека.^[21]

Таблица 2

Повагонные списки греков Сочинского и Адлерского районов,
выселенных 10 октября 1942 года

Неизвестно, сколько всего вагонов и эшелонов потребовалось для перевозки всех категорий выселяемых. В архивах Информцентра ГУВД Краснодарского края удалось обнаружить фрагмент повагонных списков еще одного эшелона, отправившегося из Адлера 30 октября 1942 года.

Таблица 3

Из одной только Красной Поляны выселили, по крайней мере, 244 человека.

В октябре несколько греческих семей обнаружили в уже очищенных в несколько приемов селах Адербиевке (семьи Афендулиди, Казанджи) и Кабардинке (семьи Андреевых, Федоровых). Их посадили на теплоход. Ночами он шел вдоль берега, в светлое время стоял, опасаясь бомбежек. Через трое суток он довез их до одного из грузинских портов. Дальше вместе с сочинскими греками – через Каспий и Новосибирск привезли в Карагандинскую область (на станцию Шакай).

Той же осенью 1942 года очистили от греков и столицу Осетии. Когда немцы приблизились к Орджоникидзе на опасно близкое расстояние со стороны Эльхотово, и надежд на оборону города уже не было, поступил приказ всем грекам переселиться в деревни левобережной Осетии. Греки оставили свои дома, скот – совсем как тогда, когда они покидали турецкий Карс и двинулись в сторону сёл Гизель, Архонка, Алагир, Дзуарикау, где пережили оккупацию.^[22]

Таким образом, в отличие от последующих выселенческих операций 1944 и 1949 годов, проведенных в «один присест», в 1942 году мы имеем дело с целой чередой разрозненных территориально и разнесённых во времени депортационных операций. Единый для всех них контингент позволяет говорить о депортационной кампании 1942 года по выселению греков.

Общее число высланных из Краснодарского края и Ростовской области только в апреле 1942 года составляет примерно 5261 человек.^[23] Это следует из донесения И. Серова Л. Берия и В. Меркулову от 12 апреля 1942 года. Из него же можно сделать вывод, что главным образом это были греки.

Таким образом, число греков, высланных только в апреле 1942 года, равно примерно 5 тысячам человек.

С учётом выселенных в июне, августе и октябре число греков, вероятно, достигает 7 – 8 тысяч. Вместе с бакинскими греками – около 7500 - 8000 человек. (На 1 января 1952 года в Казахстане и Красноярском крае их оставалось 4912 человек).^[24]

Выселенцев сорок второго года в основном направляли в два региона: Казахстан и Красноярский край. Примерно 100-150 семей отправили в Киргизию.

Но нашлись и более близкие адреса.

Больше всего повезло, пожалуй, тем грекам, которые попали в города Моздок (Северная Осетия), Буйнакск (Дагестан) и в несколько сёл Ставропольского края (Спарта, Лад-Балка и др.).

А среди тех, кого отправили в Казахстан (примерно 6000 человек), самая большая удача выпала грекам-табаководам из Горячего Ключа и некоторых станиц Северского района, которых сразу определили в Алма-Атинскую область. Первые четыре семьи (Каисиди, Агачиди, Колпакиди, Афендулиди) оказались здесь благодаря давней дружбе директора Горяче-Ключевского табаксовхоза Присяжнюка и Петра Томаровского, директора табаксовхоза в Илийском районе Алма-Атинской области. Присяжнюк посоветовал П. Томаровскому сделать заявку на выселяемых в Казахстан греков.

В Павлодарскую область распределили многих греков Апшеронского и Нефтегорского районов. В Кокчетавскую (Щученский и Зерендинский районы) – греков из Новороссийска. В Акмолинской области, куда доставили многих греков-краснодарцев, расселение произвели в райцентрах Балкашино и Атбасар. Туапсинских же греков высадили на станции Эмба.

Очень многие краснодарские и керченские выселенцы попали в Кустанайскую область (посёлки Карабалыкского, Федоровского, Семиозерного, Убаганского, Затобольского районов, город Кустанай).

В самых тяжелых условиях оказались греки (в основном из Апшеронского, Нефтегорского, Абинского и Северского районов), довезенные до берегов Енисея (примерно 1500 человек).

1942 год в сфере национальной политики прошел под знаком выселения немцев и греков, что, безусловно, являлось отражением отношений между СССР и Германией и СССР и Грецией. Но если с Германией все понятно, то с Грецией – далеко не все.

Между тем, в начале июня 1941 года, т. е. перед самым нападением Германии на СССР, когда отношения между двумя странами, по мнению И. Сталина, были самыми безоблачными, он, демонстрируя свою лояльность Гитлеру, изгнал из Москвы греческую миссию. Греция на тот момент воспринималась как более враждебное государство для Советского Союза, нежели Германия. Но уже в январе 1942 года СССР и Греция, подписав декларацию (пакт) против членов Тройственного пакта (Германии, Италии, Японии) стали союзниками во второй мировой войне.

Это, однако, никак не сказалось на судьбе греческого народа Советского Союза.