Третья, истребительная Колыма, начиналась либо с Владивостока, либо с порта Находка, либо с порта Ванино (во второй половине сороковых годов). В тридцатые годы попасть в золотоносный край можно было только морем. Во Владивостоке сходились московские, харьковские, сталинградские, ростовские, батайские, тбилисские и прочие этапы. Сотни тысяч советских людей везли в «столыпинах» сюда, чтобы после карантина в пересыльном лагере «Вторая речка» отправить их морем в бухту Нагаева. «Вторая Речка» - это Владивостокский лагерь  (Дальлаг), входивший в систему СВИТЛа – Северо-Восточных исправительно-трудовых лагерей.

На край земли привезли греков украинского Приазовья и Одессы, Крыма, Ростовской области, Краснодарского и Ставропольского краев, почти всех греков, арестованных в Москве. Только в одном вагоне ростовского этапа, которым везли во Владивосток туапсинца Георгия Евстафиади, ехало 39 греков из Краснодарского края.

Но самыми «урожайными» были тбилисские этапы. Только два из них, прибывшие во Владивосток 21 сентября и 15 октября 1938 года, доставили на тихоокеанский берег в общей сложности не менее 400 греков. Подавляющее большинство их были уроженцами Абхазии и Аджарии, несколько десятков «представляли» Тбилиси и другие районы республики.

Этап от столицы Грузии до Владивостока длился два месяца. По пути эшелоны останавливались на крупных станциях (Сызрань, Новосибирск и др.). «Пассажиров»  перемещали в местные пересыльные тюрьмы для бани, прожарки одежды и прочих санитарных процедур. Из вагонов изымались тяжелобольные и умершие.

Вот основные даты прибытия этапов с греками во Владивосток в 1938 году:

7 мая,
27 мая,
5 июня,
10 июня,
4 июля,
10 августа,
20 июля,
10 сентября,
13 сентября,
17 сентября,
21 сентября,
7 октября
15 октября,
20 октября,
26 октября,
27 октября,
20 ноября,
25 ноября,
9 декабря,
13 декабря.

Владивостокская пересылка представляла собой колоссальное скопление заключенных. Пик ее наполняемости пришелся на конец 1938 года, когда как раз прибыли «греческие» этапы. О структуре лагеря можно судить по «адресу», по которому содержался Елениди Анести Кузьмич. В его деле указано, где он сидел во Владивостоке: 37 рота, 11 барак, 97 колонна.

Владивосток оказался последним пристанищем для примерно 200-300 греков. Обессилевшие в пути (многих отправляли на этап тяжело больными) в первую очередь умирали в пересылке. Одних косил сыпной тиф (от него умерли А.Елениди, Ф.Елефтериади, П.Ефремиди, Г.Камбериди, И.Чолокиди, П.Цинариди и многие другие). Другие умирали от истощения и потери сил в течение первых трех месяцев после прибытия во Владивосток.

Первыми в «архив 3» убыли:

24 сентября умер самый старый грек, несостоявшийся колымчанин, Анастасиади Лазарь Дмитриевич. На момент ареста было ему 79 лет.

Л.Анастасиади родился в Турции, в городе Сурмене, в 1858 году. В 1921 году, спасаясь от турок, он добрался до села Михайловка (грузинское название – Шрома), неподалеку от Сухуми.

Лазаря арестовали на второй день греческой операции – 16 декабря 1937 года. Через две недели, 30 декабря, когда Лазарь уже сидел в Драндской тюрьме, в дом для проведения обыска явился участковый инспектор Мусоян. Похоже, он знал, зачем пришел.  В  доме Анастасиади между книгами милиционер обнаружил облигации. С ними и ушел. Протокол обыска принесли в тюрьму и заставили Л.Анастасиади подписаться под словами: «Никаких претензий на проведение обыска не имею».

20 февраля 1938 года арестовали сына Лазаря, сорокалетнего Илью. До июля отец и сын вместе с еще несколькими сотнями греков содержались в Драндской тюрьме. В июле 1938 года обоих Анастасиади осудила «верховная двойка. Отец и сын Анастасиади получили по 10 лет лагерей. Лазаря, попавшего в протокол от 2 июля 1938 года, отправили тбилисским этапом в середине июля. Илью, осужденного 15 июля, также тбилисским этапом, - в августе. Этап Лазаря прибыл во Владивосток 21 сентября, этап Ильи – 15 октября.

По прибытии во Владивосток Лазарь уже не мог ходить самостоятельно. Его поместили в стационар пересыльного лагеря, где он через три дня умер. Как написали в акте о смерти: «от старческой дряхлости». Сорокалетний Илья пережил отца не намного. Он умер в том же лагере 6 ноября 1938 года.

Во Владивостоке греки умирали грек каждый день. А в отдельные дни смертей было и две и три.Практически все умершие были «пассажирами» двух тбилисских этапов, греками Абхазии и Аджарии.

Этот список далеко не полный. В нем - имена, обнаруженные на август 2009 года.

Во Владивостоке на каждого прибывшего заводили личное дело. Дела нумеровали в том же порядке, в каком заключенные значились в вагонных списках. А вагонные списки дублировали порядок протоколов Особого Совещания. Другими словами, в каком порядке греки осуждались, в таком же они поднимались «в холодные мрачные трюмы».

Перед отправкой в Магадан их еще клеймили по признаку годности к тому или иному труду. Вариантов было немного: тяжелый физический труд, средний физический труд и легкий физический труд. В 80 процентах зэки приговаривались к ТФТ.

Чтобы из Владивостока попасть в бухту Нагаева пароходам надо было преодолеть не только 1400 морских миль по Японскому и Охотскому морям с их частыми штормами, а и опасный пролив Лаперуза, отделяющему советский Сахалин от японского Хоккайдо. Капитан и начальник конвоя боялись не за жизни заключенных, которых могло смыть в море, а потом в бухте Нагаево не сошелся бы счет. Они опасались, что японские рыбаки заметят, каких «комсомольцев» везут осваивать Колыму.

Между Владивостоком и бухтой Нагаева курсировали несколько пароходов. Самыми неутомимыми в 1938 году оказались «Джурма», совершившая семь рейсов, и «Дальстрой». До 1939 года морской флот «Дальстроя» состоял из четырех судов. Кроме «Джурмы» и «Дальстроя» заключенных перевозили «Кулу» и «Николай Ежов». Позднее грузы и заключенные доставляли и другие суда: «Волховстрой», «Уэллен», «Индигирка», «Минск», «Ангарстрой», «Советская Латвия». Большую часть судов-зэковозов закупили за границей. Например, в связи с резко увеличившимся потоком заключенных в 1938 году из Нью-Йорка срочно перегнали еще один пароход, названный «Индигиркой».

За один рейс каждый пароход перевозил от двух до пяти тысяч осужденных.

Морской этап, несмотря на скоротечность, по жестокости вполне мог сравниться с двухмесячным железнодорожным этапом. В частные штормы пароходы швыряло, словно щепки. «Пассажиров» мутило, они задыхались от духоты, но на палубу никого не выпускали. Описание «путешествия» по Охотскому морю на «Джурме» оставил в своих воспоминаниях Стилиан Маламатиди.

«Погрузка длилась почти целый день. По нашим подсчетам на пароход погрузили порядка 1500-1800 заключенных, не считая конвоя и обслуживающего персонала. Когда шла погрузка из разговора обслуги и конвоя постепенно узнали, что плывем мы в бухту Нагаева, поселок Магадан. Это было приблизительно 20 сентября 1938 года (на самом деле - 20 октября – И.Д.). Таким образом, наша «одиссея» от Тбилиси до самого поселка Магадан длилась почти три месяца – июль, август, сентябрь и половина октября.

Мы от этих этапов изнемогли так, что молили господа Бога, чтобы скорее закончились эти наши мучения, надеясь, что на твердой земле будет немного легче. Наконец, всех погрузили и пароход взял курс на бухту Нагаева – через Японское море, пролив Лаперуза, вокруг Сахалина и по Охотскому морю.

Корабль «Джурма» был приспособлен специально для перевозки заключенных. Снаружи, по четырем углам были построены вышки наравне с палубой. Так что у заключенных был один выход по лестнице на палубу корабля, где находилось отхожее место. Посередине борта корабля, где находился капитанский мостик, находилось помещение для конвоя и вольнонаемных матросов. «Джурма» имела два трюма в носовой части и один – в кормовой. Они имели двухэтажные твиндеки, каждый площадью 100-150 кв.м. Вот туда нас и направили по трапу на судно.

Выйдя из Владивостока, пароход вошел в бухту Находка, где догружался продуктами питания…

Пока проходили Японское море, почти двое суток стояла штилевая погода. Не чувствовалось никакой качки. И мы радовались, что Бог нам помог. Но на четвертые сутки, когда пароход вошел в Охотское море, началась качка. Всех заключенных свалила морская болезнь. Еще через сутки мы попали в настоящий шторм. Так продолжалось трое суток. Мы так изнемогли, что лежали, не шевелясь. Многие молили Бога, чтобы он смилостивился и простил нам грехи, но это не помогало. Каждый держался как мог и сталался выжить, чтобы не попасть в царство морское на съедение рыбам.

Человек редко теряет надежду и верит, что чудо свершиться и шторм остановится. Пищу в эти дни хоть и готовили, но никто не хотел подниматься и получать ее, боясь упасть за борт. За эти почти трое суток кое-кто отдал Богу душу. Но об этом мы не знали, потому что все лежали пластом, не шевелясь. На четвертые сутки шторм немножко спал, однако еще давал о себе знать. И, наконец, к вечеру четвертого дня Бог нас помиловал. Мы начали шевелиться и стали считать наши потери. Они были немногочисленны: человек, примерно 30. Мертвых сразу же изолировали от нас. Мы стали принимать пищу и радоваться, что Бог нам помог остаться в живых. А те, кто отдали Богу душу, попали в царство морское. С колосниками, привязанными к ногам, их бросили на съедение рыбам. Еще через сутки – т.е. на девятый день после выхода из Владивостока пароход «Джурма» бросил якорь на рейде бухты Нагаева. А в 12 часов следующего дня причалил к берегу. Сколько радости было от того, что мы скоро ступим на твердую землю!»

В нижних трюмах, находившихся ниже уровня воды, царили холод и мрак. Сюда, до нижних пассажиров, не всегда доходили еда и вода. Высота (правильнее: глубина) нижних трюмов была с двухэтажный дом, нары в них устраивались в 4-5 ярусов.

Осужденных по 58-й статье перевозили в одних трюмах с бытовиками и уголовниками. Последние, скооперировавшись с охраной, хозяйничали на судне. В один из рейсов «Джурмы» (было это в 1945 году) создалась критическая ситуация. Конвой и лагерная обслуга не могли навести порядок с раздачей пищи. Более сильные и нахальные забирали себе все. Начался голод, появились первые трупы. Начальство обратилось за помощью к уголовникам. Крымский татарин Борис Капитан сколотил вокруг себя шайку из таких же, как он, воров, и навел «порядок». Кашу раздавали прямо в шапки и подолы рубах. С теми, кто выражал недовольство, расправлялись и выбрасывали за борт. Уголовники раздобыли спирт и вместе с конвоем устроили кутеж. После чего стали сводит счеты с ворами в законе. Одного подвели к борту и попытались сбросить в море, но тот крепко ухватился пальцами за поручни. Тогда ему просто ножом перерезали пальцы и сбросили в воду…

Ночью дефицитом становился воздух. В нижних трюмах не было иллюминаторов и воздух поступал только через входной люк. Особенно тяжело приходилось астматикам и сердечникам. После соленой рыбы, выданной в на обед, нестерпимо мучила жажда. Воды, которую приносил десятник, на всех не хватало. Норма ее составляла пол-литра на человека в сутки. Воду спускали в банных тазиках по крутой лестнице и не всегда в качку она доходила до нижних нар. На третий день обычно появлялись первые покойники. Их заталкивали под нижние нары. Утром трупы выбрасывали за борт. Это называлось «мясо». Мой дядя Алеша не раз вспоминал, как однажды его сосед по трюмным нарам сказал ему: «Завтра будет мясо». Алексей обрадовался: давно уже сытно не ели. Наутро он узнал, о каком мясе говорил сосед.

Совершившие морской переход из Владивостока в бухту Нагаево навсегда запомнили «тот Ванинский порт». Эта песня стала гимном колымчан-зэков, хотя основная масса их была доставлена не из порта Ванино (он находится гораздо севернее Владивостока). Москвич А.Н.Дионисиади вспоминает, что отец его - Николай Дионисиади, десять лет проведший в колымских лагерях, до конца своих дней почти на всех застольях запевал только эту песню.

Случаев «бунта на корабле» известно немного. Самый знаменитый описан Варламом Шаламовым в рассказе «Прокуратор Иудеи»: «В пути заключенные подняли бунт, и начальство приняло решение залить все трюмы водой. Все это было сделано при сорокаградусном морозе».

Самыми «греческими» стали четвертый и шестой рейсы «Дальстроя», а также седьмой рейс «Джурмы» в навигацию 1938 года. Пароходы грузились по два дня каждый. В их трюмы запихивали примерно по четыре тысячи заключенных. Греческая доля в этих рейсах состояла преимущественно из «пассажиров» двух тбилисских этапов, прибывших во Владивосток 21 сентября и 10 октября 1938 года, а также ростовского, батайского, московского, иркутского, свердловского, сталинградского и харьковского этапов, добравшихся до Владивостока в период с 11 сентября по 12 октября. Приведенные ниже списки далеко не полные.

Суда ни в чем не виноваты, Но злой рок висел и над ними с их командами. 6 ноября 1937 года в Магадане арестовали бывшего  капитана «Джурмы», а позднее - «Дальстроя», 43-летнего А.Рябоконя. После полутора месяцев следствия он признался в шпионаже в пользу Японии и был расстрелян. Расстреляны были также многие члены экипажей других кораблей. Так заметались следы.

А 12 декабря 1939 года затонул пароход «Индигирка». По официальным данным погибло 745 человек (пароход шел из Магадана во Владивосток, возвращая назад отбывших свои сроки колымчан, а также вольнонаемных). Среди спасшихся был Спиридон Попандопуло из Ставрополья. Его и еще несколько сот человек подобрали японские суда. Спиридон некоторое время провел на острове Хоккайдо, пока его и других бедолаг не вывезли в СССР.

На этом пароходе должен был возвращаться на материк Сергей Павлович Королев. Но он опоздал на рейс…

В 1946 году в порту Находка взорвался труженик «Дальстрой». При взрыве погиб пятнадцатилетний сын капитана другого парохода – «Феликс Дзержинский».

В общей сложности в Магадан в период с 1934 г. по 1956 г. было доставлено не менее 1500-1600 греков. Это столько же, а, может, и больше, чем отправили греков во все другие лагеря. Их было так много, что встречаются даже полные тезки:

два Константиниди Николая Георгиевича,

два Попандопуло Ивана Константиновича,

два Саввиди Георгия Дмитриевича,

два Кусиди Анастаса Панайотовича.

два Мавриди Ивана Георгиевича.

В случае с двумя И.Г.Мавриди я долго сомневался: не один и тот же человек?

…Дела в Драндской тюрьме близ Сухуми заполнялись одной рукой. Так что, если не обращать внимания на отдельные детали (как-то: разные номера личных дел – впрочем, отличающиеся совсем ненамного), то запросто можно принять их за два разных дела на одного и того же человека. Оба Ивана Мавриди родились в Турции, оба – граждане Греции, оба – табаководы, оба женаты, оба арестованы 17 декабря 1937 года и осуждены в один день – 2 июля 1938 г. Рост обоих был почти одинаковым: у одного 174 см, у второго - 175, оба из Сухумского района, но один - из села Ежовка, а второй - из села Н. Фундуклук. Учитывая, что названия многих сел в тех краях менялись по несколько раз, то Ежовка и Н. Фундуклук вполне могли быть одним и тем же селом…

Разница в том, что одного И.Г.Мавриди приговорили к 10, второго - к 5 годам, одного доставили на Колыму и он умер на прииске Чкалова в 1941 году, а второй – до Колымы не добрался и умер во Владивостоке в 1939 году…

Переход из Владивостока до Магадана занимал от 5 до  11 дней. За месяц каждое судно успевало совершить не более двух рейсов.